РУССКИЕ И УКРАИНЦЫ: АГРАРНАЯ ПРОБЛЕМА XX ВЕКА, 1917-1934 Опции Поделиться

[efan81]

Очень сложная тема... и она будет разбита на несколько мегапостов. По частям я и буду предлагать их на обсуждение, ибо аграрная ловушка, царившая, вплоть до 1934-го года охватывала абсолютно всех! И украинский парубок из украинского села и русский парень из тамбовской деревни тут находилдись в АБСОЛЮТНО ОДИНАКОВОМ ПОЛОЖЕНИИ!

Ремарка - в основу этих постов положен очень сложный и интересный источник - капитальнейший труд Елены Прудниковой "Технология невозможного: битва за хлеб!" несмотря на такое маркетинговое название, книга не стала особо популярной, что и понятно! Сама Прудникова признавала, что это её самый сложный и самый тяжёлый труд за всю её жизнь историка-исследователя. С нижеследующими моими топикстартерными постами дело сложнее: я брал из её книги, а прочитать её полностью можете сами - http://bookre.org/reader?file=380526

но перерабытвал их старался максимально сократить и упростить, свести до формата форумного поста, но при этом не потерять смысл....

Я старался изложить капитальнейший научный труд так, как сам его понял... если хотите - давайте обсудим...

Итак...

[efan81]

ИТАК ПОСМОТРИМ НА СЕЛЬСКИЙ ПЕЙЗАЖ КАК ГОВОРИТСЯ... НАКАНУНЕ!


….К 1927 году село было неоднородно. В нём существовали все те же группы: кулак, бедняк, середняк, по-прежнему трудно определимые.
Проще было с бедняками, поскольку тут существовали абсолютные критерии.
Самая горькая нищета — это двор без рабочего скота. По разным данным, таких в СССР имелось до 37 %. Но и внутри этой категории бедняков существовала группа хозяйств беднейших. Они работали исключительно на собственное полуголодное прокормление, не давая стране ничего. Чтобы стать самостоятельным, хозяйству надо было иметь хотя бы 4–5 десятин посева, одну лошадь, одну-две коровы, необходимый сельхозинвентарь и 1–2 работников. Таких было около 40–45 % всех хозяйств. Таков был итог послевоенного «возрождения» деревни во время НЭП-а. С чего начали, к тому и пришли, минус помещики, то есть уже совершенная Киевская Русь.....
Ещё одна распространенная легенда сегодняшнего времени — это легенда о «бедняках-лодырях». Вот это уже было прямое оскорбление многострадального крестьянского сословия... Одни крестьяне неимоверными усилиями выбивались из бедноты в середняки, другие по разным причинам — пожар, болезнь или смерть кормильца, павшая лошадь — туда погружались, обеспечивая постоянный обмен внутри 80 %-й группы, которая на самом-то деле вся была бедняцкой, и только агитпроп не позволял признать ее таковой....

Но если бы проблема состояла только в маломощности хозяйства — это был бы рай! В то время, когда западные хозяйства вовсю шли по интенсивному пути, российский аграрный сектор топтался на месте. Российская деревня чудовищно отставала от западных аграриев в культуре земледелия! В России сия «антикультура» имела три составляющие: плохую обработку земли, архаичность технологий и чудовищную истощенность почв.
Дурная обработка вызывалась в первую очередь слабостью крестьянского хозяйства, а во вторую — традициями, берущими начало еще со времен рабства. О какой вообще обработке можно говорить, не имея в достатке даже самого примитивного инвентаря, в лучшем случае одну полуживую сивку на двор и работника, который еле таскает ноги после весеннего голода? Опущенное сословие отыгрывалось на всем бессловесном и подвластном, опуская в том числе и землю; выбившиеся из этого состояния люто презирали оставшихся внизу, и те опять же отыгрывались на земле. Большевики совершенно инстинктивно нашли лекарство, яростно, с придыханием вознося на самый верх общественной пирамиды человека труда, и сумели за короткий срок вылечить народ — но это уже 1930-е годы. В 20-е всё ещё оставалось, как есть....

Так что сопоставлять датское современное интенсивное хозяйство с фактически средневековым российским - это дебилизм!
Чтобы получить на выходе интенсивное хозяйство, нужно иметь материальную базу. Чтобы иметь материальную базу, нужно ее создать. Чтобы ее создать, нужны инвестиции и платежеспособный потребитель. По части первого фактора в стране имелся только печатный станок, второго не наблюдалось вовсе…

Теперь взглянем на другую сторону шкалы. Если 75–80 % крестьян бьются в нищете, то, как говорит простая арифметика, на долю тех, кто имеет хоть какие-то перспективы, остается 20–25 %. Допустим, сделать ставку на них! Допустим, они научатся… Но подойдем к вопросу с другой стороны. Вдумаемся! Если верить современным горе-«аналистам», нужно было поставить на 20 % зажиточных хозяйств, помогать им, вкладывать в них деньги. А что делать с остальными 80 процентами? Их-то куда?

…Пришедший на смену военному коммунизму НЭП более всего походил на румянец чахоточного: цвет яркий, но здоровья не означает. Мы, собственно, отлично знаем этот строй по 1990-м годам — на поверхности суетятся стайки спекулянтов, а внизу страна не живет, а мучительно, изо дня в день выживает. Весь период НЭП-а ознаменован отчаянными усилиями государства получить хоть какие-то деньги в бюджет и при этом окончательно не угробить сельское хозяйство. Власть билась в сетях налоговой политики, как заяц в силке. Сделаешь налог больше — он будет правильным для крепких крестьян, но станет губить бедные хозяйства. Уменьшишь — бедняки, от которых экономике никакого толку, выживут, зато середняки уплатят гораздо меньше, чем могли бы. Чуть промахнешься с прогрессивными ставками — зажиточная часть деревни начнет сокращать производство....

«Ножницы цен»!
Сей факт, конечно же, тоже имел место. Это отнюдь не миф! В пересчете на хлеб цены на промышленные товары выросли по сравнению с довоенными где в три, а где и в пять раз, а заготовительные цены на сельхозпродукты были низкими. Единственным выходом из данной коллизии было — наращивать количество промышленной продукции. Надо проводить индустриализацию, а провести её можно только на деньги, взятые у крестьян, — другого источника средств в стране попросту не существовало. Нэпманы не спешили почему-то вкладываться в производство, превращать страну в экономическую колонию тоже не очень-то хотелось, поэтому приходилось снова и снова нажимать на мужика. Но вся беда в том, что у самого лучшего гражданина и патриота нельзя взять больше того, что он может дать. В это и уперлось дальнейшее развитие страны….

Мало кто понимает, что ожесточённые дискуссии в партии по развитию страны – это не только делёж власти. Как-то до многих не доходит, что коммунисты видели, что аграрный сектор СССР в – ужасающем и очевидном тупике! И лихорадочно искали выход!

Столыпинская реформа осталась живой и после окончания гражданской войны, продолжая здравствовать и при СССР. Земельный кодекс РСФСР 1922 года сохранил основные принципы Закона о социализации земли. Крестьянин мог пользоваться причитающимся ему наделом как угодно: остаться в составе земельного общества, уйти на хутор, выделиться на отруб или же войти в артель или колхоз. В основном интерес к хуторам проявляли зажиточные крестьяне, так как эту возможность имели далеко не все! Массы хотели хутора, но не имели возможности – среднестатистическому общиннику с парой лошадёнок и одной коровенкой с десятком уцелевших после очередного голода курей – никакие хутора не светили! Поэтому все они - несмотря на все пожелания - по-прежнему оставались в общине.... Причин тут было несколько, и бедность — только первая. Другая — это позиция власти по отношению к крепким единоличникам, начиная где-то с 1925-го года, которую иначе как тихим саботажем, не назовешь. Чем дальше, тем труднее было выделиться отрубнику, а особенно хуторянину.
Что вдруг случилось? Почему власть так начала гнобить сильного единоличника? Хотя в начале и середине 1920-х буквально спасала его, вытаскивая за уши?
Чтобы это понять, надо прикинуть вектор развития хуторских хозяйств. И тут не требуется особой гениальности, чтобы сообразить, что успешный хуторянин очень скоро подойдет к той грани, за которой ему потребуются много батраков. Сперва в помощь себе, а потом — вместо себя. Затем он захочет расширения земельного участка, потом, став самым крутым в уезде, пожелает перевести его в собственность, чтобы закрепить свое право на землю и скупить наделы соседей. И глазом моргнуть не успеешь, как вместо ста хуторян окажется десяток кулаков, и один помещик. А вокруг него — сотни пригодившихся ему крестьян-батраков и тысячи непригодившихся крестьян, обреченных на то же, что и при Столыпине, — нищету и смерть. Впрочем, до этого бы не дошло. Даже маломощных хуторян 20-х годов уже потихоньку начинали жечь, а появись новоявленные «новые помещики» — грохнуло бы так, что еще сто лет ошметки России собирали бы по всем континентам! Это не говоря уже о той мелочи, что советское правительство ни при каких обстоятельствах не собиралось отдавать страну во власть землевладельческих аграрных баронов. Большевиков обвиняли во многих смертных грехах, но заподозрить их в умственной неполноценности еще никому в голову не пришло....

В 1920-е годы позиция правительства была абсолютно последовательной. Оно всячески стимулировало колхозы и совхозы, а следующим на очереди стоял бедняк, получавший и материальную помощь, и льготные кредиты. Середняк оказался в самом худшем положении, на что был изрядно обижен — но тут уж извините, на всех элементарно не хватало денег.
Это различие не популистское, А ПРИНЦИПИАЛЬНОЕ! Положение сельского хозяйства Российской империи уже в начале XX века иначе как катастрофичным не назовешь. Так вот: есть два способа поведения власти во время катастрофы, у каждого свое обоснование, свои плюсы и минусы. Первый — это спасать сильных и здоровых, бросая слабых на произвол судьбы, — путь столыпинской реформы. Второй — вытаскивать всех. В этом случае помогают слабым, а на тех, кто может идти самостоятельно, особого внимания не обращают. Это путь правительства коммунистов, обозначенный им с самого момента прихода к власти.

Приоритет, избранный большевиками, диктовал главное условие будущей аграрной реформы:
- ВНУТРИ НЕЁ ДОЛЖНЫ ПОМЕСТИТЬСЯ ВСЕ!!!