Крылья, о воздухоплавании и не только Опции Поделиться

[zeep]

http://lib.ru/EKZUPERY/planeta.txt

Так требования ремесла преображают и обогащают мир. Но для того чтобы в
привычных картинах летчику открылся новый смысл, ему вовсе не обязательно
пережить подобную ночь. Однообразный вид за окном утомляет пассажира, но
экипаж смотрит другими глазами. Вон та гряда облаков, встающая на горизонте,
для летчика не декорация: она бросит вызов его мускулам и задаст нелегкие
задачи. И он уже принимает ее в расчет, измеряет и оценивает, они говорят на
одном языке. А вот высится гора, до нее еще далеко, - чем она его встретит?
При свете луны она послужит неплохим ориентиром. Но если летишь вслепую, и,
уклонясь в сторону, с трудом исправляешь курс, и не знаешь точно, где
находишься, тогда эта горная вершина обернется взрывчаткой, наполнит угрозой
всю ночь, как одна-единственная мина - игрушка подводных течений - отравляет
все море.
Иным видится пилоту и океан. Для пассажиров буря остается невидимкой: с
высоты незаметно, как вздымаются валы, и залпы водяных брызг кажутся
неподвижными. Лишь белеют внизу широко распластанные пальмовые ветви,
зубчатые, рассеченные прожилками и словно заиндевелые. Но пилот понимает,
что здесь на воду не сядешь. Эти пальмы для него - как огромные ядовитые
цветы.
И даже если рейс выдался удачный, на своем отрезке трассы пилот не
просто зритель. Он не восхищается красками земли и неба, следами ветра на
море, позолотой закатных облаков, - он их обдумывает. Точно крестьянин,
который, обходя свое поле, по тысяче примет узнает, ждать ли ранней весны,
не грянут ли заморозки, будет ли дождь, и пилот тоже предвидит по приметам
близкий снегопад, туман или ясную, погожую ночь. Поначалу казалось, самолет
отдаляет человека от природы, - но нет, еще повелительней становятся ее
законы. Грозовое небо вызывает пилота на суд стихий - и, одинокий, он
отстаивает свой груз в споре с тремя изначальными божествами: с горами,
морем и бурей.

[zeep]

И снова Антуан и его "Цитадель" , тоже себе "план" устройства мироздания.

Книга в своей основе представляет собой философский взгляд Антуана де Сент-Экзюпери на смысл существования человека, и по сути содержит в себе пространный моральный кодекс в котором чувствуется явное влияние разных религиозных верований.

В книге рассматриваются инструменты ограничения числа возможностей, принуждения, иерархии, подчинения высокой цели и даже несправедливости, как необходимые факторы для придания множества внутренних черт и форм для взращивания человека. По этой причине даётся неоднозначная оценка понимания зла как явления и положительного и отрицательного с разных точек зрения. Сам человек на этом фоне рассматривается не как тело и душа, а скорее как информационный процесс в телесной оболочке ведущий непрерывный процесс фортификации и осуществления самого себя. Сделан намёк на возможность слития человека-процесса с океаном родственного по духу процесса по окончании земной жизни. Однако при этом физическая смерть человека не рассматривается автором точкой перехода в иной мир, скорее это временное отсутствие на земле, в процессе осуществления который складываясь в отдельных отрезках времени может достигать тысячелетий. Настоящая же смерть у автора это достижение внутренней тишины, гармонии (внутреннего согласия с самим собой) и совершенства не требующее повторных актов материализации человека-процесса на земле.

..Обитатели трущоб работают только на себя. Отбросы, сползающие к морю, не тратят себя на песнопения, на статуи из мрамора, на самодисциплину во имя грядущих завоеваний. Единственное их занятие — поиск наивыгоднейших условий для дележа. Смотри не споткнись тут. Пища необходима, но она куда опаснее голода.
Они поделили всё. Даже жизнь они поделили на две части, и обе эти части лишены всякого смысла: сперва они достигают, потом хотят наслаждаться достигнутым. Все видели, как растёт дерево. Но когда оно выросло, видел ли кто-нибудь, чтобы оно наслаждалось своими плодами? Дерево растёт и растёт. Запомни: завоеватель, превратившийся в обывателя, погиб…

...Отец говорил мне так:
— Заставь их строить башню, и они почувствуют себя братьями. Но если ты хочешь, чтобы они возненавидели друг друга, брось им маковое зерно.
И ещё говорил мне отец:
— Плоды их трудов — вот моя забота. Жатва их ручейками должна стекаться ко мне в житницу. Житница для них — я. И пусть они служат моей славе, обмолачивая зерно в ореоле золотой пыли. Только так попечение о хлебе насущном можно сделать духовным песнопением. И тогда не жаль тех, кто сгибается под тяжестью мешка по дороге на мельницу. Или идёт с мельницы, поседев от мучной пыли. Тяжёлый мешок с зерном возвышает душу точно так же, как молитва. Посмотри, как они счастливы, стоя со снопом в руках, похожим на свечу, мерцающую золотом колосьев. Облагораживает взыскательность, а не сытость. Что же до зерна, то, конечно же, они получат его и съедят. Но пища для человека не самое насущное. Душа жива не тем, что получено от зерна, — тем, что было ему отдано.
И я повторяю вновь и вновь: племена, что довольствуются чужими сказаниями, едят чужой хлеб и нанимают за деньги архитекторов, желая построить себе город, достойны презрения. Я называю их стоячим болотом. И не вижу над ними золотящегося ореола пылинок, поднимающихся при молотьбе....Мой отец говорил:
— Человек — это тот, кто творит. Сотворчество превращает людей в братьев. Живущему не принесёт покоя сделанный им запас.
Моему отцу возразили:
— Ты говоришь о творчестве, что ты имеешь в виду? Немногие способны создать что-то выдающееся. Ты, стало быть, обращаешься к немногим. А остальные? Что делать им?
Отец ответил:
— Творить — значит оступиться в танце. Неудачно ударить резцом по камню. Дело не в движении. Усилие показалось тебе бесплодным? Слепец, отойди на несколько шагов. Посмотри издалека на суетливый город. Что ты видишь, кроме усердия и золотистого ореола пыли над занятыми работой? Как тут различить, кто ошибся? Народ занят, и мало-помалу возникают дворцы, водоёмы и висячие сады. Волшебство искусных рук сотворило шедевры, не так ли? Но поверь мне, удачи и неудачи равно сотворили их, потому как, подумай, можно ли расчленить человека? И если спасать только великих ваятелей, можно остаться без ваятелей вообще. Кому достанет безумства избрать себе ремесло, сулящее так мало шансов выжить? Великие ваятели поднимаются на чернозёме плохих. Они для них вместо лестницы. Ступенька за ступенькой стремится лестница вверх. Прекрасный танец рождается из желания танцевать. Когда хочется, танцуют все, даже те, кто танцует плохо. А что остаётся, если пропадает желание? Мёртвая выучка, бессмысленное зрелище. Историку видны ошибки, он рассматривает прошедшее. Но кто станет упрекать кедр за то, что он ещё семечко, росток или растёт не так, как надо? Его дело расти. Ошибка за ошибкой, и поднимется кедровый лес, благоухающий в ветреный день птицами.

..Смысл, которым окрашено происходящее, — вот что значимо для человека.

...Плохо, если человек подавил толпу. Но это ещё не безысходность рабства. Безысходное рабство там, где толпе дано право уничтожать человека.