Полуводная гипотеза происхождения человека., Наиболее непротиворечивая версия. Опции Поделиться

[Безбашенный]

Господствующая в современной антропологии теория происхождения человека от какой-то человекообразной обезьяны при всей своей очевидности не лишена всё-же и слабых мест. Во-первых, это пресловутое "отсутствующее звено" между наиболее близким к нам вымершим рамапитеком (жившим в промежутке с 14 по 8 млн. лет назад) и уже двуногим безволосым австралопитеком (самые древние находки не старше 5 - 6 млн. лет назад). Во-вторых, это отсутствие даже мало-мальски внятной общепринятой теории, убедительно объясняющей эволюционный переход от классической обезьяны (рамапитека) к "человечку с обезьяньими мозгами" (австралопитеку). Т.е. провал в 2 млн. лет не заполнен ни палеонтологическими находками, ни логичной и непротиворечивой теорией. Классическая энгельсовская (Дарвин до такой срамоты не опустился, признавшись честно в своём незнании) гипотеза об обезьяне, спустившейся с дерева в саванну, вставшей там на ноги и сбросившей шерсть - просто-напросто смехотворна, поскольку для своего опровержения не требует никаких специальных научных знаний. Достаточно элементарного здравого смысла. На своих достаточно длинных ногах мы абсолютно не в состоянии догнать даже кошку, не говоря уже о том, чтобы убежать от собаки. Двуногое передвижение рационально для нас лишь потому, что наши руки заметно короче ног, и это затрудняет нам передвижение на четвереньках. Но ведь очевидно же, что наш древесный обезьяний предок этого "недостатка" ещё не имел. Соответственно, подыматься в саванне на задние лапы ему не было ни малейшего резона. Клыки же крупных обезьян не уступают леопардовым, и это уж всяко понадёжнее жалких палок и камней. Да собственно, ни одна обезьяна ими в реальной драке и не пользуется. Пугать - пугает, но если эти понты не срабатывают, то снова опускается на четвереньки и пользуется старыми добрыми клыками. Тем более, абсолютно никчему было сбрасывать шерсть. Зачем? Чтобы легче было солнечный ожог схлопотать? Ни одно сухопутное млекопитающее африканской саванны не сделало этой глупости. Вообще говоря, обезьяны, спустившиеся с деревьев и вышедшие в саванну, науке хорошо известны. Это павианы. Никакой безволосости они не выработали - наоборот, матёрые самцы сверх обычной шерсти обзаводятся ещё и роскошной "львиной" гривой. Не встали они и на задние лапы. На своих мозолистых кулаках (своеобразный аналог копыт) взрослый павиан без особого труда разгоняется до 40 км/ч. Лично я лишь с трудом мог "выжать" её на спидометре велотренажёра. Очевидно, что на реальном велосипеде по рытвинам и колдобинам реальной местности мне этого не сделать. Просто на своих двоих даже пытаться не стану - зачем зря расстраиваться? Не говоря уже о хождении под тропическим солнцем нагишом. Даже адаптированные к тропическому солнцу аборигены всегда предпочитают тень солнцепёку. Как эти, очевидные для любого незашоренного человека, так и более мелкие, заметные специалистам, особенности нашей тушки работают на опровержение неуклюжей энгельсовской "заплатки". Все эти соображения стали основанием для критики пока ещё ортодоксальной версии. Первую более-менее внятную попытку выработать непротиворечивую версию предпринял Хаксли со своей "морской" гипотезой. В самом деле, многие особенности нашей тушки характерны не для сухопутных, а как раз для водоплавающих млекопитающих. Гипотеза Хаксли объясняет и нашу безволосость, и особенности нашей носоглотки, и даже наши рудименты межпальцевых плавательных перепонок, которых нет больше ни у одной обезьяны. Тем не менее, она не объясняет нашего прямохождения. Ни пловцу, ни собирателю приливно-отливной зоны оно никчему, а в условиях сильного морского прибоя стоять на четвереньках уж всяко устойчивее. Да и слишком уж резкой получается смена диеты для исходно фруктоядного примата. Из-за этих соображений гипотеза Хаксли так и не смогла серьёзно потеснить ортодоксальной энгельсовской. Тем не менее, свою положительную роль она сыграла, направив мысли некоторых антропологов и просто толковых дилетантов-любителей в "полуводную" сторону. Ближе к концу XX в. начала наконец проклёвываться "пресноводно-мелководная" гипотеза, наиболее непротиворечивая на данный момент. По моим сведениям, первым её озвучил толковый дилетант - шведский натуралист Ян Линдблад в своей последней книге "Человек - ты, я и первозданный". Закончил он её писать в 1986 г., а в Швеции опубликовал в 1987-м. На русском языке она издана у нас в 1991 г. (Москва, "Прогресс") тиражом 100 тыс. экземпляров. В основном он весь разошёлся по библиотекам, и в открытую продажу попало немного. Больше книга у нас не переиздавалась, и тот экземпляр, который я в конце концов случайно купил с рук - того же издания, что и прочитанный ранее библиотечный. В последние годы пресноводная гипотеза (без ссылки на Линдблада) стала озвучиваться снова. Например, А. Никонов в своей книге "Апгрейд обезьяны" посвятил ей две главы со ссылкой на двух наших антропологов. Заговорили о ней и некоторые из западных. Суть её вот в чём. Около 12 млн. лет назад тёплый и влажный климат миоцена (на него приходится расцвет человекообразных обезьян) сменился более прохладным, но и более засушливым плиоценовым. Если охлаждение на Африке сказалось мало, то иссушение - по полной программе. Площадь тропических лесов стала неуклонно сокращаться, уступая место саваннам с узенькими "галерейными" лесами по берегам больших рек и озёр. Таким образом, экологическая ниша классических обезьян начала резко сужаться, что не могло не обострить конкуренцию между ними. Предки макак и павианов, оказавшись послабже крупных человекообразных и хуже приспособленными к древолазанию, чем мартышки, были вытеснены в саванну, где и приспособились к наземному образу жизни. Но экологическая ниша продолжала сужаться, усиливая конкуренцию и между оставшимися. Мартышки, благодаря малым размерам и весу, смогли влезть повыше, на тонкие ветки, а человекообразным обезьянам пришлось решать вопрос, кто из них тут лишний. Те, что сумели ещё лучше приспособиться к древолазанию путём удлиннения передних конечностей и укорочения задних, стали предками современных видов, но удалось это не всем. Аутсайдерам пришлось уйти из крупных лесных массивов в галерейные леса. Но и их площадь и ширина сокращались, прижимая обитателей к воде. Всё чаще и чаще им приходилось собирать упавшие древесные плоды (т.н. падалицу) не только с земли, но и с поверхности воды. Кто не боялся войти в неё - мог собрать больше. Кто догадывался прямо там же и съесть добычу - меньше рисковал быть ограбленным местечковыми доминантами. Ну а "чем больше я поем - тем дольше я посплю, чем дольше я посплю - тем стану здоровее... и всех победю." Естественно, это вело к освоению полуводного образа жизни всем стадом. В большой семье, как говорится, е...ом не щёлкай. У самого берега падалицу любой дурак соберёт, а дураков всегда больше. Кто поумнее - лез глубже, куда не дотянутся "традиционалисты". Это заставляло встать на задние конечности, и преимущества получали те, кто стоял на них устойчивее и у кого они были подлиннее. Нам до сих пор нравятся длинноногие и с прямой осанкой. А некоторые даже начали плавать, собирая падалицу вдали от берега. Постепенно их особенности распространялись на всю популяцию. Но ночи прохладны и в тропиках, а мокрому простудиться - раз плюнуть. Быстрее обсыхали (и сохраняли здоровье) те, у кого шерсть была пореже. В результате начался отбор и на безволосость. Наконец падалицы перестало хватать на всех, и пришлось разнообразить рацион ракообразными и моллюсками. Брюхоногих легче было высасывать из раковин, а это лучше получалось у тех, чьи губы мясистее, а клыки поменьше. Вот это стало проблемой. Как же разоружаться-то в "большой и дружной семье"? Но кто вместо закатывания обезьяньих истерик ищет конструктивный выход из тупика - имеет неплохие шансы найти его. Крепкие раковины брюхоногих раскалывать клыками всё равно неудобно, и это стали делать камнями и палками, нарабатывая заодно хорошо поставленный сильный и меткий удар. Этому способствовало и развитие кисти. Добычу ведь ещё найти надо, а вода взбаламучена "дорогими соплеменниками", и в ней ни черта не разглядишь. Приходилось искать наощупь, вырабатывая цепкость, ловкость и чувствительность пальцев. Это облегчало и драку на дубинках. В результате под давлением суммарной совокупности всех этих факторов вывелась порода двуногих безволосых обезьян с навыками пловца и ныряльщика (привет львам и леопардам ) и драчуна подручными предметами. Ходоками, а тем более - бегунами они были пока ещё плохими, но приобретённые плотоядные навыки позволяли употребить в пищу и труп павшего сухопутного животного, а его расколотыми вдоль костями поразнообразить и свой военный арсенал. В конце концов около 6 млн. лет назад их отдельные группы начали понемногу вылазки в саванну, осваивая экологическую нишу собирателя и падальщика. Это и были австралопитеки.