Иван IV Грозный, известное и неизвестное Опции Поделиться

[Безбашенный]

Осенью 1571 г. Иван решил "дожать" Швецию. Приказав новому касимовскому хану Саин-Булату выдвигаться к Орешку, сам с остальными войсками собрался двинуться к Новгороду. Впереди пришлось послать гонца с успокаивающей горожан грамотой, которую наместники зачитывали населению - иначе паники после недавнего опричного погрома было бы не избежать. Суровые меры принять, впрочем, пришлось, но исключительно по карантинным соображениям. В этой части страны всё ещё свирепствовала эпидемия. Пришлось запретить хоронить умерших от неё в городской черте и заколотить их дома, а священникам под угрозой сожжения запретили навещать больных. Но тут уж ничего не попишешь - по тем временам иного способа надёжно справиться с мором не было. В декабре эпидемия прекратилась, и царю сообщили, что в город можно въезжать. Татарская конница Саин-Булата успела разорить сопредельные области Финляндии, но послы от Юхана III так и не являлись. Иван грозил королю полномасштабным вторжением, требуя не только уступки Ревеля, но и признания вассальной зависимости от Москвы. Но времени на выполнение угрозы у него не было - неизбежность нового крымского нашествия была очевидной для всех. Ещё 8 августа 1571 г. английский посол Дженкинсон сообщил из Холмогор королеве Елизавете, что "Крым, без сомнения, снова будет там на следующий год". И прокомментировал от себя ожидаемое нашествие как "справедливое наказание для столь дурной нации". Кого-нибудь ещё умиляют английские похвалы Ивану? Словом, стало не до Швеции. Поскольку способность татар дойти до Москвы теперь была очевидна, первым делом укрепляли её. Посады больше не восстанавливались, их жителей перевели в город и запретили им строить высокие деревянные дома. Город обнесли валом, а бревенчатые башни и ворота обложили землёй и дёрном. Около 7 000 каменщиков строило каменную стену, на которой устанавливались пушки. Одновременно укреплялась и засечная черта на юге. Наиболее вероятное место прорыва на Оке на протяжении 50 вёрст вдоль реки укрепили деревянно-земляной стеной, легко обороняемой стрельцами, а пологие берега делали труднопроходимыми, вкапывая в землю тройные ряды заострённых кольев. Кроме того, на Оке создали особый речной отряд при Передовом полку. Для обороны удалось собрать около 40 000 дворянского ополчения и стрельцов, к ним царь добавил ещё 500 ливонских немцев-наёмников. Были просчитаны все возможные варианты действий Девлет-Гирея и продуманы контрмеры. Но и Девлет-Гирей, естественно, готовился к походу всерьёз. К войску присоединились не только ногаи с черкесами, но и адыги. Кавказских горцев хан набирал особенно охотно как хороших скалолазов - ведь предстояло штурмовать городские стены. Турки выделили в его распоряжение 7 000 янычар и артиллерию. Цифра в 120 000 человек, конечно, нереальна, но около 70 000 могло быть вполне. Почти двукратное превосходство в силах. А при известии о приближении крымского войска к московским границам восстали и народы Поволжья - не только казанские татары, но и чуваши и черемисы. Крепостей не взяли, но выжгли посады и увели в плен жителей. Гарнизоны крепостей не только не могли дать подмоги основному войску, но и сами нуждались в ней. А Девлет-Гирей и не скрывал, что на этот раз идёт уже не грабить, а завоёвывать...

[Безбашенный]

У меня есть один знакомый ногай. Он мне сказал, что в советские времена такой нации как бы официально не было, поэтому им предлагалось записывать в паспорте на выбор - либо татарин, либо казах.

Ногаи очень близки к казахам. В XV в. (т.е. до усиления Оттоманской Порты) Астрахань входила в казахскую сферу влияния, и казахи считали ногаев одним из своих племён. Этому способствовало и родство правителей. Если казанские и крымские ханы - потомки Тохтамыша, то казахские и астраханские - потомки Урус-хана.

При последней переписи можно было записываться хоть джеддаем.

Да, я помню. Некоторые оригиналы ради хохмы записались зулусами - как раз у "флибустьеров" фильм-боевик "Зулусы" продавался.

Также я обнаружил на одном татарском сайте информацию, что татар, даже относящихся к казанским - свыше 25 разных племен, которые могут явно отличаться даже внешне. И часть из них (целых племен) - по сути генетические славяне, сменившие язык. Неисповедимы пути господни.

Ну, насчёт славян (в генетическом смысле) не знаю. В принципе-то приём части пленников в род с полным равноправием для степных народов был характерен, а до исламизации Орды Узбек-ханом (т.е. до начала XIV в.) для этого и веру менять не требовалось. Да и дети рабов, родившиеся в кочевье, считались свободными. Так что наличие генетических славян среди татар вполне естественно. Но вот чтоб целые племена... Тут ведь вот в чём дело. Сопредельная с Волжской Булгарией Северо-Восточная Русь - исходно не славянская. Князья, бояре, младшая дружина, купцы со своими приказчиками - ну сколько их там могло быть? Аборигенное население - финно-угорское. Государственный язык они вызубрили, государственную религию приняли, некоторые культурные традиции в процессе обрусения переняли - но ведь генетически-то остались теми же. Откуда массовая именно славянская генетика? Разве только вятичи? Так ведь и они за века проживания среди аборигенов должны были основательно с ними перемешаться. И кстати, волжские булгары (которые считаются основными предками казанских татар) - угорский народ с крайне незначительной тюркской примесью.

[KVZ]

... "справедливое наказание для столь дурной нации". Кого-нибудь ещё умиляют английские похвалы Ивану? ...

Гитлер называл русско-советскими недочеловеками. Кого-нибудь умиляют такие похвалы?
Оставили бы нас в покое и жили себе далече. Зачем своих тараканов тащить на русский сайт?

[Безбашенный]

Вторжение началось 23 июня 1572 г. После сожжения тульского посада крымское войско вышло по Серпуховской дороге к Оке. Берег был хорошо укреплён, но большая протяжённость затрудняла взаимодействие сильно растянутых русских войск. Полки Правой и Левой руки прикрывали пути на Москву от Серпухова и Тулы, Большой полк с артиллерией во главе с князем Михаилом Воротынским стоял в Коломне, а Передовой полк князя Дмитрия Хворостинина стоял гораздо западнее - у Калуги - для предотвращения повтора прошлогоднего татарского манёвра. Но и в ханском окружении прекрасно понимали, что повторяться чревато. Проведя в течение 26 июля разведку боем у всех переправ, татары нащупали слабые места в обороне. В ночь на 27 июля 20 000 сабель Тебердей-мурзы смяли стрелецкий заслон Сенькина брода, форсировали Оку и вышли на дороги к Москве. Одновременно с ними крупный ногайский отряд Дивей-мурзы, не став класть людей под Серпуховом, форсировал Оку напротив села Дракино и вышел в обход города в тыл полкам Правой и Девой руки. По пути ногаи вырубили поголовно небольшой русский отряд в 300 человек. Спасся бегством только его командир - всё тот же опричный немец Штаден. Уже днём через Сенькин брод переправились основные силы Девлет-Гирея. Обстреляв из артиллерии засевшие в гуляй-городе русские войска, хан оставил для продолжения боя с ними 2 000 сабель, а сам обрушился на полк Правой руки. После чего русские и татарские войска наперегонки покатились к Москве. Девлет-Гирей опережал. Только в 45 верстах от столицы у Молодей Передовой полк князя Хворостинина настиг арьергард татар и смял его, связав боем основные ханские силы. Под ударом свежих 12 000 сабель Хворостинин сам не устоял, но сумел упорядочить отход и подвёл преследующих его татар под плотный обстрел из гуляй-города Большого полка к югу от Молодей. Много ли навалили - не уточняется, но критичен был сам факт подхода Большого полка. С крупными русскими силами в тылу теряло смысл выдвижение к Москве. Хан занял оборону на болотах в 7 верстах от реки Пахры. 29 июля проходили мелкие стычки и перестрелки без большого сражения. Под их прикрытием воеводы стянули к Молодям все наличные силы и укрепили позицию между реками Рожаем и Лопасней - окружили лагерь гуляй-городом и обвели рвом. На следующий день Девлет-Гирей, поняв свою ошибку, атаковал. Сражение продолжалось весь день. Потери татары понесли серьёзные. Среди убитых оказался и Тебердей-мурза, а лучшего из татарских военачальников - Дивей-мурзу - захватил в плен суздальский сын боярский Темир Алалыкин. Два дня оба войска отдыхали, ограничиваясь мелкими стычками. Тем не менее, успех был далеко не окончателен. Хан вернул себе свободу манёвра, а русские войска оказались запертыми в лагере, вне укреплений которого теряли свои преимущества. А главное - из-за спешки русским войскам пришлось бросить у границы львиную долю громоздкого обоза, и запасы продовольствия кончались. Пленный Дивей-мурза заявил князю Михаилу Воротынскому: "Если бы взяли не меня, а хана, я бы его освободил, а вас, мужиков, угнал в полон". И по просьбе воевод пояснил: "Я выморил бы вас голодом в вашем гуляй-городе в пять-шесть дней." И этим поставил воевод в тупик, поскольку в московском лагере и в самом деле уже начали есть конину. Для выхода из критического положения пришлось пойти на опаснейший риск - разделить силы. В гуляй-городе остался князь Хворостинин со стрельцами, артиллерией и немецкими наёмниками, а небольшие отряды конницы навязывали татарам стычки, заманивая под обстрел. Тем временем Большой полк князя Воротынского предпринял по дну лощины скрытный обходной манёвр. Провались этот замысел - хан получил бы возможность разгромить русское войско по частям. Но воеводы распустили слух о подходе значительных подкреплений, а Девлет-Гирей не мог отойти просто так, даже не попытавшись освободить своих пленных. В результате 2 августа он снова бросил основные силы на гуляй-город. По сигналу успевшего выйти к нему в тыл Воротынского Хворостинин предпринял контратаку и отвлёк на себя внимание, а Большой полк навалился сзади. Потеряв преимущество в подвижности, татары были вынуждены драться в тесной свалке, в которой всегда были слабее. К вечеру разгром был полный. В бою погибли и ближайшие ханские родственники - сын, внук и зять. Утром 3 августа Девлет-Гирей, прикрывшись заслоном в 5 000 сабель, начал спешный отход. Назад в Крым хан привёл около 20 000 татар. Шатры, знамёна, обоз, артиллерия - всё досталось русским. Но главное - понесённые крымскими войсками потери подорвали ханский авторитет. Никто больше не хотел давать ему своих джигитов для нового набега, а собственных сил у него было недостаточно. Только в 1591 г. новый хан Кази-Гирей смог предпринять серьёзный набег на московские рубежи.

[nikao]

Приношу извинения - не проверил раскрытие и не объяснил необходимость привлечения статьи на другую тему.

статья "Добылинное Время и Идеология"
http://www.rusproject.org/index.php?topic=...amp;ind=1#popup

Хоть статья направлена в основном на обоснование значения древности истории народов, там есть ряд моментов характеризующих отношение к историческим фактам в Русской и западной истории. Но это не главное - если сменить "древность истории" на "правильность истории" то получается точно такая-же петрушка которую мы здесь и пытаемся обсуждать – правда не все. ?

И в рассмотрении истории исторических фактов более важна их интерпретация и принятие на психологическом уровне, чем пустое жонглирование фактов.

Русская народная пословица - "За деревьями не видно леса"

Так и здесь нагораживаются ворохи на первый взгляд пустопорожних (ненацеленных) слов - осмысленное значение которых для простого человека - фон, шумовой фон, потому что 95% людей их не запомнят, а запомнят одно - на Руси и тогда было плохо и сейчас плохо и значит завтра будет плохо – вот такая вот конченная страна. И вот этот момент мне и не нравится и терпеть подобное Г...обмазывание от русского человека не считаю необходимым.

Конкретный ответ позже - 3 дня комп был сломан.

[Безбашенный]

статья "Добылинное Время и Идеология"
http://www.rusproject.org/index.php?topic=...amp;ind=1#popup

Это уже другое дело. И кстати:

Эти люди уже тогда умели выпрямлять изогнутые бивни мамонта, изготавливая из них копья длиной до 2,4 м. Как они это делали- остается загадкой. В 70-е годы советские ученые открыли секрет выпрямления бивней – ванны из кислого молока, но откуда молоко в нужном количестве 30 000 лет назад за почти на кромке ледника, если нет домашних животных?

Домашние животные вполне могли быть. В некоторых книгах я натыкался на упоминания о найденном в Западной Европе конском черепе, датированном примерно в 30 000 лет. Он ничем не отличается от черепа диких тарпанов кроме одгого - стёртость коренных зубов характерна для взнузданной лошади. Эта находка не афишируется широко, но в научных кругах известна и не отрицается. Но дело в том, что тогдашняя приледниковая Западная Европа - не самое удобное место для коневодства. Тундростепь там мала и пересечена обледенелыми горными хребтами и участками тайги. Наша тундростепь была гораздо удобнее, и наиболее вероятным представляется приручение тарпана на нашей территории, а затем уж переселение некоторой части "лихих джигитов" на запад. Что до молока - предки современных оленеводческих народов практически не изменили породу северного оленя - он по прежнему мало отличается от дикого. Но олених они доят и оленье молоко используют. И я не вижу оснований считать, что кроманьонцы были дурнее. Более того, преимущества нашей тундростепи (идеальное пастбище для дичи и полуодомашненной живности) имело и оборотную сторону - катастрофическую нехватку хорошей древесины. Поэтому для кроманьонцев нашей равнины цельнобивневые копья были не роскошью, а жизненной необходимостью.

И в рассмотрении истории исторических фактов более важна их интерпретация и принятие на психологическом уровне, чем пустое жонглирование фактов.

Это имеет смысл тогда, когда интерпретирующий имеет в своём распоряжении всю их совокупность. В противном случае конечный итог противоположен.

Так и здесь нагораживаются ворохи на первый взгляд пустопорожних (ненацеленных) слов - осмысленное значение которых для простого человека - фон, шумовой фон, потому что 95% людей их не запомнят, а запомнят одно - на Руси и тогда было плохо и сейчас плохо и значит завтра будет плохо – вот такая вот конченная страна.

Всего и не надо запоминать за один присест. Не для того, слава богу, в школе читать учились. И любой, чьи мозги не зашорены, легко сообразит, что нынешнее "плохо" - просто шикарно по сравнению с прежним. А совсем хорошо не было и не будет нигде и никогда. Но всё-же сегодня - лучше, чем тогда. На каком основании считать, что в будущем эта закономерность сменится противоположной?

[nikao]

Поэтому для кроманьонцев нашей равнины цельнобивневые копья были не роскошью, а жизненной необходимостью.

Однако да. Мне больше всего запомнилась фраза - "Мы потомки охотников на Монстров".

Это имеет смысл тогда, когда интерпретирующий имеет в своём распоряжении всю их совокупность. В противном случае конечный итог противоположен.

Да кто против этого возражает? Хотя бы человек знал, что это было и как нужную информацию можно найти.

Всего и не надо запоминать за один присест. Не для того, слава богу, в школе читать учились. И любой, чьи мозги не зашорены, легко сообразит, что нынешнее "плохо" - просто шикарно по сравнению с прежним. А совсем хорошо не было и не будет нигде и никогда. Но всё-же сегодня - лучше, чем тогда. На каком основании считать, что в будущем эта закономерность сменится противоположной?

На своем опыте убедился в правильности своей позиции, даже не столько убедился, сколько её сформировал. Давать надо целостную картину со всеми перекрестными ссылками, выводами и анализом. Этого не хватает. Времена Ивана IV знать то надо и хорошо знать все его художества, но также и надо уметь их крыть другими фактами или аналогиями. У меня хороший тренаж мозгам был когда моему подчиненному присылали американский журнал о России для русских. Два месяца воевал.

А совсем хорошо не было и не будет нигде и никогда. Но всё-же сегодня - лучше, чем тогда.

Слушай а тогда зачем народ СССР и позже Грузии, Украины пошли за манипуляторами пообещавшими им что вскоре все будет хорошо. Я сам прекрасно помню как агитация в конце 80-х – начале 90-х на Украине была развернута.

Но всё-же сегодня - лучше, чем тогда. На каком основании считать, что в будущем эта закономерность сменится противоположной?

Здесь другая аналогия не научная, а лапидарно-шкурная - заключающаяся в словах - "В России всегда плохо и всегда хуже чем на Западе". Никогда не сталкивались с концепцией конченной страны. А в простонародье ситуация как в старом анекдоте: "хоть тушкой, хоть чучелом но валить отсюда надо". И самовлюбленное соплежуйство, если кто из родственников уехал на ПМЖ, достаются фотографии (все три раза откровенно плохого качества) на которых тачки, жрачки, жвачки и прочая мещанская дребедень.

[Безбашенный]

Добре. Будемо спiлкуватися украiiнскою мовою?

Боюсь, не потяну. Всё-таки в североукраинских диалектах от русского языка гораздо больше, чем от "мови". Едем дальше. Пока земское войско задерживало и громило татар на подступах к Москве, царь находился в Новгороде и был занят другим важным делом, тоже полезным для страны. "Того же лета царь православный многих своих детей боярских метал в Волхоу реку, с камением топил." На сей раз "своих", то бишь опричников. Собственно, свёртывание опричнины Иван начал после пожара Москвы 1571 г. Всё тот же Штаден писал, что уже тогда царь велел вернуть отнятое у земских прежним хозяевам и ликвидировал главную опричную превилегию - фактическую неподсудность. А когда опричники выразили недовольство - расправился с верхушкой. Князь Василий Тёмкин был утоплен, Пётр Щенятев повешен на воротах собственного двора, князь Андрей Овцын вздёрнут вместе с овцой на опричной Арбатской улице, Григорий Грязной убит, его сын Никита сожжён и т.д. Московский Опричный двор был в полном запустении. Причиной этой первой волны репрессий против собственной "госбезопасности" было крайнее недовольство Ивана поведением опричного войска при татарском вторжении. Многие оказались "в нетях" (т.е. вообще не явились на сбор), многие "скоропостижно расхворались" при выступлении, многие "потерялись и заплутали" при отходе (и сразу нашлись, стоило татарам уйти). В общем, не получилось тогда вояк из блюдолизов, палачей и карателей. Теперь же царь завершал чистку. По данным Таубе и Крузе, незадолго до расправы на Волхове личный врач Ивана Елисей Бомелий отравил около сотни опричников. Главным же итогом лета 1572 г. стала ликвидация разделения страны на опричнину и земщину, что и дало повод говорить об упразднении опричнины. Но фактически отменены были только самые одиозные из её проявлений. Ивана по-прежнему окружали выходцы из опричного корпуса (в том числе и Малюта Скуратов), продолжался набор на службу незнатных людей, не было и речи о каком бы то ни было ограничении присвоенного себе царём права на произвол в отношении подданных. Да и что, собственно, оставалось на тот момент от земщины? Почти вся страна оказалась просеянной сквозь опричное сито. "Государев двор" имел собственную "дворовую думу", продолжая оттеснять старые боярские роды от управления государством. Но никакой сословной честью в новой "думе" и не пахло. Заносчивостью вчерашние холопы быстро переплюнули потомственных аристократов. Например, занявший после казни Висковатого место печатника (канцлера) опричный выскочка Роман Алферьев-Нащокин устроил местнический спор с казначеем - князем Мосальским. А в ответ на ссылку князя на Разрядные книги гордо заявил: "Яз грамот не прочитаю, потому что яз грамоте не умею". А царю в своей челобитной, на полном серьёзе сообщил: "Я, холоп твой, не ведаю, почему Мосальские князи и хто они". Кончилось тем, что уступить пришлось князю - и это ещё легко отделался. В начале зимы 1572 г. Иван вторгся в Эстляндию, решив наконец наказать шведов. Вместе с ним шли касимовский хан Саин-Булат и король ливонский Магнус. Ливонские дворяне оказались застигнутыми врасплох, и московское войско, получившее от царя приказ не щадить никого и ничего, уничтожало их беспрепятственно. Так продолжалось до самой Пайды (Вейсенштейна), где имелся гарнизон из полусотни шведских солдат. Шведы и горожане отбивались отчаянно, и решающий приступ 1 января 1573 г. пришлось возглавить Малюте Скуратову. Надо отдать должное этому палачу - личную храбрость он продемонстрировал, взобравшись в числе первых на крепостную стену и пав в яростной резне на её парапете. Разъярённый его гибелью Иван отправил на костёр всех пленных шведов и немцев, после чего остановил наступление и вернулся в Новгород. Оттуда послал в Стокгольм очередное письмо королю Юхану III, в котором по своей уже давней привычке обосновывал свои требования о вассальном подчинении Швеции мерянием знатностью и историческими "прецедентами":

Скажи, чей сын отец твой? Как звали вашего деда? Пришли нам свою родословную; уличи нас в заблуждении: ибо мы доселе уверены, что вы крестьянского племени. Был у вас один король Магнус, и то самозванец: ибо ему надлежало бы именоваться князем... Народ ваш искони служил моим предкам: в старых летописях упоминается о варягах, которые находились в войске самодержца Ярослава-Георгия (имеется в виду Ярослав Мудрый, комментарий Цветкова): а варяги были шведы, следственно, его подданные.

Но много ли толку от "старшинства", не подкреплённого реальной силой? В сражении при Лоде 2 000 шведов наголову разбили 16-тысячное русско-татарское войско Саин-Булата, продемонстрировав преимущества регулярной армии над поместным ополчением. А поскольку другие войска Иван успел послать против всё ещё бунтовавшего Поволжья, пришлось признать "достойной" родословную Юхана III и заключить с ним перемирие до 1577 г. Правда, оно не распространялось на Ливонию. Царь обязался не вторгаться в Финляндию, а король - в новгородские земли.

[Безбашенный]

Порылся по поисковику, нашёл одну из версий сражения при Молодях: http://www.zlev.ru/77_74.htm. Цветков, кстати, скрыл концовку, а ведь она показательна - в том числе и в отношении того, как обращался с историей "последний великий царь из династии Рюриковичей". Аналогичен и его запрет на упоминания об опричнине после её формального упразднения. За нарушение секли кнутом. Но это так, к слову о птичках. Едем дальше. В Польше и Литве в то время было т.н. Бескоролевье. Сигизмунд-Август умер 7 июля 1572 г. Казалось бы, лучшего случая для удара по основному противнику нечего было и желать. Как ни слаба была в Польше и Литве королевская власть - но без короля шляхта организоваться практически не могла. Можно было воспользоваться этим для присоединения какой-нибудь исконно русской территории - но нет, Ивану нужна Ливония. Делая вид, что не знает о смерти короля, царь послал на его имя ультиматум, требуя не позднее октября гонцов для заключения мира. Не расчитывая на немедленную помощь поляков в случае вторжения, литовская шляхта решила выиграть время, подав Ивану надежду на избрание новым королём его самого, с чем и прибыл в Москву литовский посол Фёдор Воропай. Дело в том, что Сигизмунд-Август болел ещё с 1569 г., а сыновей у него не было, и с его смертью должна была пресечься династия Ягеллонов. Избрание нового короля из числа польских или литовских магнатов было неприемлемо по причине их соперничества и явно пахло гражданской войной. На сеймах неоднократно обсуждались кандидатуры со стороны, и в их числе фигурировал и царевич Фёдор - младший сын Ивана, что изрядно раздражало царя. Как можно возвышать сына при живом отце? И вот, дождался. Беседуя с послом, Иван старательно оправдывал свои художества, вешая всех собак на опальных. Он обещал шляхте сохранение всех её превилегий и вольностей, предлагал и приумножить при необходимости... гм... куда уж больше-то? Настаивая на передаче ему Ливонии, соглашался уступить взамен Полоцк и кое-что из исконно московских земель. Трудно сказать, собирался ли Иван выполнять все эти обещания. Цветков пишет, что против московского самодержца были магнаты, а мелкая и даже средняя шляхта - якобы симпатизировала ему. Допускаю, что какая-то часть православной и могла, но уж католическая... Скорее уж, просто шантажировали магнатов. В начале 1573 г., перед самым открытием избирательного сейма, новый литовский посол Михаил Гарабурда вновь предложил царю отказаться от собственных притязаний в пользу сына. Мотивировал невозможностью избрания православного католиками, вдобавок, ставил условием территориальные уступки - Полоцк, Смоленск и Ливонию. Естественно, переговоры окончились ничем, но время шляхта выиграла. Сейм проходил весной, когда половодье и распутица затрудняют любые военные действия. Рассматривались кандидатуры герцога Эрнеста (сына германского императора Максимилиана), Генриха Анжуйского (брата французского короля Карла IX), Сигизмунда Вазы (сына шведского короля) и Ивана. Фактически выбор был предрешён заранее - Генрих Анжуйский. Предвидя это, Максимилиан списывался с Иваном, ругая Карла IX за Варфоломеевскую ночь (будто бы сам не католик ) и призывая совместно выступить за христиан против турецкой угрозы (намёк на давние франко-турецкие связи). А для начала - поделить вновь образующуюся Речь Посполитую. Польшу - Германии, Литву - России. Но если для Максимилиана мобилизация была делом нелёгким и небыстрым, то угроза русского вторжения - гораздо реальнее. Сразу же после избрания Генриха Анжуйского в Москву отправился посол Андрей Тарановский, оправдывая провал кандидатуры Ивана отсутствием его послов на сейме и спешкой - под Варшавой собралось до 100 000 человек, и не хватало ни еды, ни овса, ни соломы. Из-за поражения при Лоде и восстания в Поволжье царю пришлось удовлетвориться этими доводами.

[nikao]

Василий Блаженный, 15 век.

Егор Мы живем в эпоху постоянно и тотально ведущейся войны, которая постоянно ведется информационными, психологическими и экономическими методами и лишь иногда переходит в свою военную фазу. И тискать непонятно кем созданные "апокрифы" ?!? хоть бы свое мнение привели а то получается что с этой мутью Вы полностью согласны.

Вы забыли привести самое окончание статейки, а это очень показательно.
"Отсюда следует, что Православный Царь - это все-таки Великий Гончар (по Немчину), а не Великий Всадник, как я считал вначале (хотя до сих пор терзают сомнения). Склоняюсь к версии, что "несмышленый юноша" - это Путин."

И причем здесь Василий Блаженный и почему указано что он жил в 15 а не в 16 веке, кстати второе название храма Василия Блаженного и в цесть какого события построен.

Очень интересную информацию пишут Фоменко и Носовский о временах Ивана IV? причем их настороженности я доверяю? Ну не могла мощная династия Рюриковичей уступить престол так просто, как это произошло. Также за бортом не могли остаться Гедеминивичи и Чингизиды. А Василий Блаженный это один из царей вошедших в "склейку" ИванаIV, действительно сошедший того (?читал давно?) Кстати игра слов Василий Б(В)асилевс!

А вообще суть сей темы в том что чем поганее напишут о Руси тем ожесточенне это г... защищают. Как в моей ссылке, на Западе даты основания большинства городом берут из легенд, сказаний вплоть до рождения Ромула и Рема. А на нашей земле письменные источники - тем более что город болжен быть городом!

[Безбашенный]

Позже, уже будучи французским королём Генрихом III, Генрих Анжуйский зарекомендовал себя бестолочью, клоуном и сексуальным извращенцем. Но с нарезов он сорвался по дороге обратно во Францию, а на престоле Речи Посполитой он ещё вёл себя более-менее нормально. Пировал, охотился, тосковал по Франции и оставшейся в Париже Марии Клевской, сочинял любовные стихи и практически не вмешивался в государственные дела. Да и не интересовался ими особо, без возражений подмахивая любую подсунутую ему на подпись бумагу. Словом, для Речи Посполитой он был удобным королём. Живое знамя и председатель сейма - больше шляхте от короля ничего и не требовалось. Под ногами не путается, со своими ЦУ никуда не лезет, сумятицы не вносит, даже по рукам его бить не надо - мечта, а не монарх. Поэтому когда Генрих получил от матери письмо о кончине брата - Карла IX - и не сумел скрыть радость от унаследованного французского престола, Государственный совет встревожился. Шутка ли - такую находку потерять. Не дозволям! Не пущать, пся крёв! Чтобы избавиться от ставшего теперь и даром не нужным венца Ягеллонов, Анжуйскому пришлось устроить спектакль, изобразив влюблённость по уши в сестру покойного Сигизмунда-Августа - ясновельможную пани Анну Ягеллон. Затем он устроил польским сенаторам грандиозную попойку, и пока ясновельможные паны пребывали под столом - переоделся, замаскировался повязкой на глазу и с пятью друзьями пустился в бега. "На память" прихватил драгоценности польской короны. Уже миновав австрийскую границу, засел в корчме и принялся писать письмо Марии Клевской, извещая о скором прибытии. Таким образом, летом 1574 г. Речь Посполитая вновь осталась без короля. Панам снова пришлось тянуть резину в переговорах с Иваном, а царь в свою очередь продолжал тайные переговоры с императором Максимилианом о совместном давлении на Речь Посполитую. Окончательная договорённость стопорилась только из-за двух спорных моментов - о титуловании (Максимилиан отказывался именовать Ивана царём всея Руси, поскольку считал этот титул равным императорскому) и о "жалкой убогой Ливонии" (её Максимилиан считал частью империи и отказывался уступить Москве). 7 ноября 1575 г. в Варшаве начался новый избирательный сейм. Ради показухи шляхта устроила торжественную встречу царскому гонцу, но в письме Ивана содержалось лишь обещание сохранить перемирие и жалобы на пограничные инциденты. Видимо, понял, что ничего не светит, и решил сохранить лицо. Так или иначе, в числе кандидатов Иван не фигурировал, а шляхта разделилась в словесных баталиях за австрийского эрцгерцога Эрнеста (поддерживаемого сенатом) и семиградского воеводу Стефана Батория (популярного среди мелкопоместной шляхты). Сенаторы попрекали Батория вассальной зависимостью от Оттоманской Порты, но лидер его сторонников коронный гетман Ян Замойский обратил и этот убойный довод в его пользу, предложив лозунг: "Мир с турками и победа над всеми иными врагами!" Правда, императорская партия в последний момент сменила кандидата, избрав самого Максимилиана - но недужный император стоял уже одной ногой в могиле. Получив его письмо с уведомлением об избрании, Иван съязвил: "Радуюсь сему, но Баторий уже в Кракове". Коронация Батория состоялась 1 мая 1576 г. Думаю, бывший семиградский воевода вспомнил весь свой богатый воинский запас крепких словечек, когда присягал панам в сохранении и защите их шляхетских прав и вольностей. По европейским меркам он в своей Трансильвании считался деспотом, но в Речи Посполитой пришлось стать демократом. Новый король обещал шляхте заключить мир с султаном, усмирить крымского хана и вернуть все земли, отторгнутые у Литвы Московией.

[Безбашенный]

На жён Ивану не везло фатально. Ещё весной 1571 г. он, решив жениться снова, остановил свой выбор на Марфе Собакиной. Её отец - коломенский дворянин Василий Собакин доводился родственником Малюте Скуратову, и Лукьяныч старательно пиарил родственницу, заодно устраняя конкуренток.Например, когда дьяк с Конюшенного двора Булат Арцыбашев попытался сосватать царю свою сестру, Малюта организовал ему скоропостижную кончину, а несостоявшуюся царскую невесту отдал на забаву стрельцам. Из-за нашествия татар Ивану пришлось тогда отложить свадьбу, а летом Марфа Собакина начала вдруг "сохнуть". Тем не менее, Малюта убедил царя жениться на ней - к венцу её вели едва живую. Через несколько дней она умерла - но Малюта успел войти в число царских свояков, а заодно ввёл в этот круг и собственного зятя - молодого кравчего Бориса Годунова. Естественно, не обошлось без следствия по делу "изведения царицы злыми людьми" - но о результатах Цветков умалчивает. Отменив опричнину, в 1572 г. Иван женился-было на Анне Колтовской - и схлопотал сильнейшее недовольство в церковных кругах и в народе, поскольку четвёртый брак православной церковью категорически запрещался. Царю пришлось срочно созывать церковный собор и проталкивать на нём решение о недействительности своего третьего брака (Марфа Собакина так и умерла девственницей). В конце концов архиепископ Новгородский Леонид (замещавший умершего митрополита Кирилла), угождая Ивану, продавил на соборе утверждение четвёртого царского брака - в порядке исключения и с наложением на царя епитимьи. Любому же, кто вздумал бы последовать царскому примеру, собор пригрозил церковным отлучением. Что дозволено Юпитеру - не дозволено быку. А ближе к концу 1573 г. Анну Колтовскую постригли в монастырь, мотивируя расторжение брака её бесплодием. Но пятого брака церковь уже не могла позволить даже царю. Не беда. Это венчаться нельзя, а сожительствовать - можно. Осенью 1574 г. "двор" пирует на свадьбе Грозного с Анной Васильчиковой - тоже вскоре постриженной в монахини. За Колтовской и Васильчиковой стояла боярская группировка из "дворовой" думы - Тулуповы, Колычевы, Мансуровы и др., выбившиеся наверх после смерти Малюты Скуратова. Но вскоре их снова потеснила родня царского любимца. Уже в августе 1574 г. окольничий Дмитрий Годунов одолел в местническом споре с Василием Умным-Колычевым, а год спустя князь Борис Тулупов не только проиграл местнический спор Борису Годунову, но и был вынужден по царскому требованию отдать победителю и свои вотчины - "за бесчестье". Затем, по обвинению в заговоре, и Борис Тулупов, и родня Анны Колтовской, и многие Колычевы с Мансуровыми лишились голов. Недовольство было и в самом деле немалым. Роптала старая знать, так и не получившая удовлетворения за обиды опричнины, но негодовали и бывшие опричники, недовольные потерей превилегий. Ни на церковь, ни даже на недавних выдвиженцев Иван полагаться не мог...

[Безбашенный]

Вскоре после первой волны репрессий против "дворовой" думы подался в бега царский медик и астролог Елисей Бомелий. Но ему не повезло - в Пскове его задержали (показался страже подозрительным) в кафтане, нашпигованном зашитым под подкладку золотом, и с письмами за пазухой. Они в свою очередь бросили тень на новгородского архиепископа Леонида. Обоих повязали по обвинению в переписке с королями Швеции и Польши, а Леонида заодно обвинили в колдовстве и мужеложстве. Под пытками Леонид во всём "признался" быстро и по царскому приказу был заключён в тюрьму, где и умер 20 октября 1575 г. Бомелий упирался долго, но в конце концов "раскололи" и его. Правда, перестарались, запытав насмерть. Но того, что из него успели выбить, как и из Леонида, хватило, чтобы Иван встревожился не на шутку. Осенью 1575 г. царь учинил вообще невообразимое. Взял, да и усадил вместо себя на московское великое княжение Симеона Бекбулатовича (специально для этого крещёного касимовского хана Саин-Булата), а сам сохранил за собой "семь венцов" - княжества Московское, Псковское, Ростовское, Старицу, Дмитров, Ржев и Зубцов. Официально стал именовать себя "князем Иваном Московским" и писать "великому князю всея Руси" Симеону Бекбулатовичу челобитные от "Иванца Васильева с детишками, Иванцом, да Федорцом". Естественно, это был фарс - Симеон Бекбулатович имел лишь внешние признаки власти, а вся её полнота по прежнему оставалась в руках Ивана. Русские люди вообще отказывались понимать поведение своего царя, казавшееся им попросту омерзительным. Автор "Временника" дьяк Иван Тимофеев усмотрел в этом фарсе лишь сатанинское лицедейство, направленное на то, чтобы окончательно запутать и смешать умы гибнущего русского народа. Так что двигало Иваном на самом деле? Стремление "повоспитывать подданных личным примером"? Безусловно, и это тоже. Пожалуй, это можно считать основным мотивом для клоунады с униженными челобитными - учитесь, мол, как следует чтить самодержца на престоле. Английскому послу Грозный объяснял, что "поводом к тому были преступные и злокозненные поступки наших подданных, которые ропщут или противятся нам за требование верноподданнического повиновения и устрояют измены против особы нашей". Но беседа-то была о возможном отъезде - как раз в это время царь возобновил переговоры о предоставлении убежища. 30 октября Иван подал на имя Симеона Бекбулатовича челобитную с просьбой, чтобы "великий государь всея Руси... милость показал, ослободил людишек перебрать, бояр и дворян и детей боярских и дворовых людишек...". А получив "добро" - учинил репрессии против бывшей опричной знати, составлявшей основной костяк "дворовой" думы. Лишились голов князья Куракины, бояре Бутурлины, Борисовы и другие - около 40 человек, обвинённых в очередном заговоре. Казни шли на площади перед Успенским собором. С семьями или без - не уточняется. Земских Иван не тронул, но велел побросать головы казнённых по дворам виднейших земских бояр. Характерно и то, что "удел" Грозного состоял из земель, где почти не было поместий бывших опричников. Разгром бывшей опричной верхушки прошёл быстро - уже осенью 1576 г. Грозный свёл Симеона Бекбулатовича с престола и вновь уселся на него сам. Бывшего "царя всея Руси" усадил "великим князем Тверским" - уже этот факт говорит об исключительно бутафорской роли бывшего "царя", никого в стране не обманывавшей.

[Безбашенный]

Тем временем Стефан Баторий осваивался на престоле Речи Посполитой. Будучи избранником мелкой шляхты (ценившей его как выдвинувшегося исключительно благодаря личным способностям и заслугам), он стремился заручиться поддержкой и бывших противников - магнатов и литовской шляхты, представители которой даже не явились на его коронацию. Но 12 октября 1576 г. умер германский император Максимилиан, а сам Баторий сделал удачный политический ход, взяв в правительство двух влиятельнейших и уважаемых польско-литовской шляхтой людей - канцлера Петра Волынского и подканцлера Яна Замойского. Замойский считался самым честным человеком в стране и пользовался таким доверием, что многие паны в случае долгой отлучке из своих владений поручали ему свои дела, оставляя ему чистые бланки со своими подписями и печатями. Включение в правительство этого авторитетнейшего человека не могло не способствовать значительному повышению и королевского авторитета, особенно ценного в Речи Посполитой - ведь больше на "нэзалэжну та нэзаможну" шляхту король не мог воздействовать ничем. Баторию хватило ума понять ситуацию и такта, чтобы расположить к себе или хотя бы нейтрализовать противников. Сработал, конечно, и фактор его личной воинской славы - ведь опасность государству грозила отовсюду. Крымские татары и запорожцы опустошали Волынь и Малороссию, а Ливонию терзали Дания, Швеция и Россия. 27 октября 1576 г. в Москву прибыли королевские послы Юрий Грудзинский и Лев Буковецкий. Приём состоялся через неделю, 4 ноября. Иван стремился поразить посольство роскошью своего двора, показывая разницу между собой и тем, кого предпочли ему. И сразу же затеял спор о титулах, придравшись к тому, что какой-то седмиградский воевода, венгерский подданный и данник султана, называет его в письме своим братом, не величая при этом ни царским титулом, ни великим князем Смоленским и Полоцким, себя же величает государём Ливонским. Стало ясно, что по истечении срока перемирия военных действий не миновать. Готовясь к войне, Баторий стремился реформировать войско. Но сейм наотрез отказался реформировать посполито рушение - конное шляхетское ополчение. Зато его прекрасно поняла литовская шляхта, первой согласившаяся на сбор военного налога. Благодаря литовскому примеру королю удалось уломать на налог и польских панов - правда, только в разовом порядке. Деньги нужны были на создание и содержание регулярной армии, обученной и оснащённой по самому современному на тот момент образцу. Но всё это требовало времени, а уже 10 февраля Иван объявил думе своё намерение "идти очищать свою отчину Лифляндскую землю". Зима 1576 - 1577 гг. выдалась суровой, прервав всякое сообщение Ливонии с внешним миром. На исходе января московское войско князя Фёдора Мстиславского и боярина Ивана Шереметева снова осадило Ревель. В этот раз из-за зимних бурь шведский флот ничем не мог помочь городу, и Юхан написал Ивану, что продаёт Ревель императору, у которого его теперь и следует требовать. Но ревельцы сами решили держаться до конца. В ходе шестинедельной осады с постоянной бомбардировкой они ещё и тревожили московский лагерь вылазками и даже ухитрились убить удачным пушечным выстрелом воеводу Шереметева. Русские войска косились вдобавок голодом и болезнями. 13 марта Мстиславский поджёг лагерь, снял осаду и вернулся в Новгород. Но следом в Ливонию вторглись с разведывательным набегом отряды князя Тимофея Трубецкого и касимовских татар. Разоряя всё на пути, русско-татарская конница вышла к Западной Двине и убедилась в отсутствии крупных сил противника. Наконец, 13 июля из Пскова выступили главные силы - около 30 000 русских и татар во главе с самим царём, его сыновьями и Магнусом. Старшим воеводой был великий князь тверской Симеон Бекбулатович, особыми полками командовали князья Иван Шуйский, Василий Сицкий, Фёдор Мстиславский и боярин Никита Захарьин. Польско-литовские войска отступили, замки начали сдаваться без боя. Сопротивление оказал только Зессвеген, где засел комендантом брат перебежчика Таубе. Но после его ранения гарнизон сдался. Впрочем, зря. Взбешённый сопротивлением воевода Бутурлин четвертовал офицеров, а солдат частью посадил на кол, частью продал татарам. И тут начал своевольничать Магнус. Убедившись в неприятии ливонцами московской власти, он решил сменить покровителя и вступил в переговоры с поляками и литовцами, а по Ливонии его гонцы стали развозить грамоты, призывающие население признать его законным королём. Его власть признали Венден и Вольмар, а затем и Кокенгаузен, и Магнус направил Ивану грамоту с требованием не разорять его владений. Взбешённый Иван взял штурмом Кокенгаузен и перебил его гарнизон, воевода Богдан Бельский захватил Ашераден, перебив всех пленников и отдав женщин на забаву татарам, затем аналогично погромил и Вольмар. Царь двинулся к Вендену, где сидел сам Магнус, и тому пришлось являться к Ивану молить о пощаде. Отделался арестом. Жителей Вендена царь приказал не трогать, но солдаты Магнуса, не веря царским обещаниям, заперлись с семьями в замке. Три дня выдерживали бомбардировку, затем снесли весь порох в одно из зданий, заперлись в нём и после общей молитвы подорвались. До середины октября Грозный овладел почти всей Ливонией, заняв 27 замков и городов, после чего, уверенный в окончании войны, перепоручил войско воеводам, а сам поехал в Дерпт. Там неожиданно простил Магнуса и вернул ему королевское звание и даже вступил в переписку с беглыми Таубе и Крузе. Он явно считал себя победителем и готов был на вечный мир с Речью Посполитой, если та признает за ним право на Ливонию. Казалось бы, куда от этого деться бессильному королю и неорганизованной шляхте?

[nikao]

Re Безбашенный

Нашел интересную статью http://www.rustrana.ru/article.php?nid=29117, как всегда опосредствованно касающаюся нашей темы. Статья спорная, не совсем корректно раскрывающая свое зерно истины, но мне показалась уместной.

Если в прошлой своей ссылке я попытался аппелироватть к важности истории как таковой, в свете нашего отношения к ней, то в этой статье надеюсь Вы сможите хоть в чем-то оценить свои устремления и Ваши достижения в части функционирования сей темы.

PS То что вы печатаете неплохо, большой труд, но упор Ваш идет не в краткое формирование картины Руси времен Ивана IV, а в демонизацию оного. Кстати Иван IV для своего времени был достаточно одаренным человеком и одно из его творений используется и по сей день. Какое?

[Безбашенный]

Нашел интересную статью http://www.rustrana.ru/article.php?nid=29117, как всегда опосредствованно касающаюся нашей темы. Статья спорная, не совсем корректно раскрывающая свое зерно истины, но мне показалась уместной.

Рациональное зерно, безусловно, есть. Но шарик стал тесным, и негде укрыться от этой "страшной науки". Кто готов к её действию - того она понесёт "на волне". Кто не готов - погонит пинками и подзатыльниками. Лично я предпочитаю первый вариант.

Если в прошлой своей ссылке я попытался аппелироватть к важности истории как таковой, в свете нашего отношения к ней, то в этой статье надеюсь Вы сможите хоть в чем-то оценить свои устремления и Ваши достижения в части функционирования сей темы.

Так ведь и с историей - то же самое. Кто в курсе - того "внезапные разоблачения" из колеи не выбьют. Тому же, кто старательно прятал голову в песок, баюкая себя приятными сказочками, не позавидуешь.

То что вы печатаете неплохо, большой труд, но упор Ваш идет не в краткое формирование картины Руси времен Ивана IV, а в демонизацию оного.

Как видите, я постепенно приближаюсь к концовке. Тогда и подведём итоги для страны двух этапов рассматриваемого периода - царствования и правления. Вот тогда и получится картина.

Кстати Иван IV для своего времени был достаточно одаренным человеком и одно из его творений используется и по сей день. Какое?

Откровенно говоря, не в курсе. Надеюсь, просветите. А так, если уж о творениях речь зашла... Вас вот поджар ивановский шокировал. Сейчас вот лазил по поисковику, попал на чеченский сайт, где смакуют его пытошные дела. Так вот, даже они применительно к поджару ссылаются только на новгородский случай. Больше ни единого примера его применения никто нигде не упоминает. Исходя из этого, я склонен считать, что изобретал-то Иван его для военных целей (например, для зажигательных снарядов), а в пытошном деле применил единственный раз для проверки эффективности. Вопрос на засыпку: какого дьявола до этого элементарного вывода не додумался ни один из его защитников?

[nikao]

Свет Батькович Безбашенный, уж если я вопрос задаю, то всяко не на вашу мельницу воду лить буду. Вопрос то был задан о светлом - один из православных пасхальных гимнов (песней - не спец) был написан Иваном IV.

C конкретным источником худо, не могу найти, но не Бушков точно, его я не читал и пока читать не собираюсь, если уж не допечёте.

А по поджогу - на РТР показывали фильм о действиях "японской военщины" по времена IIМВ, знаете ли когда показали как с отмороженной руки одним движением снимается все кроме костяка впечатление еще то. О использовании огнесмесей для пыток и типа того, у нас что этим только Иван IV и "чехи" пользовались?

Сообщение отредактировал nikao - 10.2.2008, 0:05

[Безбашенный]

Свет Батькович Безбашенный, уж если я вопрос задаю, то всяко не на вашу мельницу воду лить буду. Вопрос то был задан о светлом - один из православных пасхальных гимнов (песней - не спец) был написан Иваном IV.

Я думал, Вы про какое-нибудь техническое или организационное новшество - ну и чешу репу, что же это такое могло быть, чтоб до сих пор не изменилось.

C конкретным источником худо, не могу найти, но не Бушков точно, его я не читал и пока читать не собираюсь, если уж не допечёте.

Успокойтесь, в данном случае допекать не буду. Специфика вопроса такова, что даже Бушков тут едва ли что-то смог бы переврать. Это ведь ему не Иван на польском престоле и не Орда с монголами. В остальных вопросах ему не давал чересчур завраться Буровский.

А по поджогу - на РТР показывали фильм о действиях "японской военщины" по времена IIМВ, знаете ли когда показали как с отмороженной руки одним движением снимается все кроме костяка впечатление еще то. О использовании огнесмесей для пыток и типа того, у нас что этим только Иван IV и "чехи" пользовались?

Для пыток есть масса более рациональных методик и средств. По тем временам "горячий" вариант вполне обеспечивался углями, калёным железом и кипятком. Огнесмесь, дефицитная и дорогая по сравнению с прочими, в пытошном деле себя не оправдывала. Так что, скорее всего, шли разовые "натурные испытания" средства, предназначенного для других целей.

[Безбашенный]

Зациклившись на Ливонии, Иван сделал, на мой взгляд, грубейшую ошибку, дав Стефану Баторию драгоценное время для решения проблем. Вторгнись царь непосредственно в Литву - и ему пришлось бы иметь дело с нереформированным посполитым рушением, ничем не превосходящим его собственную поместную конницу и лёгкой конницей, значительно уступающей его татарам. При этом под большим вопросом было бы поведение мелкопоместной православной шляхты и днепровских казаков. При удачном раскладе выдавалась возможность навязать Речи Посполитой необходимость срочно заключать "вечный мир" на выгодных Москве условиях уже в 1577 г. Но Иван её то ли проглядел, то ли решил, что и потом не будет поздно. Зато этот расклад прекрасно просчитал Стефан Баторий. Пока московские рати были заняты Ливонией, король осадил бунтовавший Данциг. Никаких особых тактических хитростей там не проявил, взял его банальным измором. А что он ещё мог сделать с посполитым рушением? И решил таким образом сразу две проблемы - и бунт подавил, и продемонстрировал шляхте, что с армией "надо что-то делать". В январе 1578 г., пока посольство Батория в Москве тянуло резину, выигрывая для короля дополнительное время, в Речи Посполитой открылся сейм. В этот раз король легко убедил шляхту в необходимости чрезвычайных мер. Баторий настаивал на переносе войны на территорию Московии, ставя целью овладение Полоцком и Смоленском, а затем и Псковом, что лишило бы Ивана базы для походов в Пибалтику. Но для штурма крепостей требовалась регулярная армия, прежде всего - пехота. Крыть шляхетским депутатам было нечем - и сейм принял решение о сборе военных налогов в течение двух лет и вести войну с царём "в пределах неприятельских". Продавил король и реформу конницы. До него Польша и Литва имели гусарские части, ничем не отличавшиеся от тех, что начинали заводить и другие страны Европы. Т.е. обычную лёгкую конницу, "казённый" аналог казаков. Баторий убедил сейм учредить казачий реестр для отбора казаков на регулярную службу. Реестровые казачьи части стали фактически дублировать гусар, сделав их ненужными. И тогда король поставил вопрос о реорганизации гусарских частей с преобразованием их в тяжёлую линейную кавалерию, аналогичную западноевропейским рейтарам и кирасирам. В них отбирались шляхтичи с годовым доходом не менее 50 000 злотых, что позволяло им являться на службу в латах, с пикой, саблей, палашом или кончаром, чеканом и парой седельных пистолетов. Так и появились у Речи Посполитой её знаменитые "крылатые гусары". Правда, первоначально крылья были небольшими и крепились либо к щиту, либо к луке седла ( в подражание некоторым отборным турецким и татарским отрядам ), а свой классический вид, знакомый нам по польским историческим фильмам, "крылатые гусары" приобрели уже в XVII в. Шляхтичи с меньшим доходом должны были нести службу в "панцирных" частях, экипируемых полегче и подешевле. Дополнительно шёл найм немецких рейтар и венгерских кирасир. Нанималась и пехота - в основном ландскнехты-аркебузеры, обязанные являться отрядами в одежде одинакового цвета и покроя, с аркебузами, палашами и топорами. У границ накапливались припасы, в Вильне лили пушки по чертежам самого Батория. Принимая московское посольство, король намеренно не выполнил требований послов царя по протокольному этикету и легко прервал переговоры, когда послы заявили, что им под страхом смерти запрещено вести их при нарушенном этикете. В этот раз король был готов к войне и не нуждался в новом перемирии. Весной 1579 г. состоялся военный совет, определивший направление удара. По совету Яна Замойского было решено идти на Полоцк.

[Безбашенный]

В Ливонии военные действия шли уже с зимы 1579 г. Внезапным наскоком литовцы заняли несколько городов. В Дюнабург они прислали бочку водки, после чего повязали перепившийся гарнизон, а в Вендене им открыли ворота латыши. Посланные вернуть Венден воеводы Голицын, Тюменский, Хворостинин и Тюфякин из-за местнического спора промедлили и были разбиты литовским гетманом Сапегой. Глядя на это, Магнус снова решил сменить покровителя и бежал в Курляндию, чем окончательно поставил крест на планах Ивана привязать к себе Ливонию вассалитетом. Для прямой же оккупации требовалось гораздо больше войск - но где ж их было взять? Учитывая союз Батория с султаном, Ивану пришлось усилить гарнизоны в 80 крепостях на южной границе и в Поволжье, так что в Новгород он выступил с гораздо меньшими силами, чем ему бы хотелось. В Новгороде царя и застал королевский гонец Вацлав Лопацинский с письмом об объявлении войны. Перед вторжением в московские пределы, 17 июля 1579 г. Баторий устроил в Дисне смотр своим войскам. В его распоряжении было около 40 000 человек, прекрасно обученных и оснащённых. Дисциплину король установил жёсткую, под страхом смерти запретив наёмникам мародёрство и бесчинства. В начале августа передовой отряд Николая Радзивилла обложил Полоцк и распространил в окрестностях копии королевской грамоты с предложением капитуляции или мирного ухода. Оставшимся король обещал управление "по старому". 11 августа к городу подошли главные силы Батория, задержанные бездорожьем. Сопровождавший короля данцигский ратман Даниил Герман писал:

К Полоцку из Вильны ведёт ужасная дорога, хуже которой не может быть во всём мире. Кажется, главной причиною является то, что с тех пор как Московит взял Полоцк, то есть от 1563 года, этот тракт был совсем закрыт, всякие сообщения отрезаны, а Московит на 20 миль в ширину и в длину, с этой стороны Двины, обратил страну в пустыню, - страну, в которой были прежде города, рынки, деревни и возделанные поля... Ясно можно видеть, как венгры и иные солдаты, которые шли впереди, должны были искать новых дорог и делать в лесах просеки, чтобы можно было провезти артиллерию.

Гарнизон Полоцка составлял около 6 000 стрельцов и детей боярских под командованием воевод - князей Василия Телятевского, Петра Волынского, Дмитрия Щербатого и Ивана Зюзина. Город был окружён деревянной стеной и рвом, а по его краям оборону дополняли две деревянные крепости - замок Высокий и Стрелецкий Острог. В результате артобстрела в городе сразу же вспыхнули пожары, и гарнизону пришлось оставить его, укрывшись в крепостях. Подступив к Высокому, Баторий предложил защитникам сдаться, но воеводы отказались. Пушечные ядра не пробивали стену, и королю пришлось послать добровольцев поджигать её вручную. Многих защитники уложили, но кое-где огонь разгорался, и всему населению приходилось тушить пожары. Некоторые под обстрелом "решались спускаться на канатах за стены и лили воду, подаваемую им другими...". По словам самого короля, московиты доказали тогда своей энергией и усердием, что в деле защиты крепостей они превосходят все прочие народы. А во второй половине августа зарядили дожди. Армия Батория и обозы вязли в грязи, начались перебои с продовольствием, падала дисциплина. Был случай, когда перепившиеся немецкие ландскнехты всем отрядом угодили в плен к вышедшим на вылазку русским и, только проспавшись, поняли, что произошло. Многие из них были для устрашения осаждающих повешены на крепостной стене. Все приступы оканчивались неудачей и лишь увеличивали потери. В одном из них погиб прославленный в войнах с турками командир венгерских наёмников Михай Вадаш. Утром 29 августа небо прояснилось, и король снова послал под стены добровольцев-поджигателей. Первый поджог сумел устроить какой-то медник из Львова, прихвативший раскалённые угли в котелке. На обратном пути был ранен в спину стрелой, но доплыл через Полоту к своим. Баторий пожаловал ему за это шляхетское достоинство, имение и фамилию Полотинский. Удались и другие поджоги, и теперь уже затушить пламя было невозможно. Король снова предложил русским сдаться, но опять безрезультатно. Огонь полыхал до вечера, и Баторию пришлось отложить приступ. Утром венгерские наёмники бросились к проломам, но наткнулись на свеженасыпанный вал. Русская вылазка едва не обратила их в бегство - пришлось вмешаться королю и Замойскому. Вылазку отбили, но сам Баторий едва не погиб - русское ядро ударило совсем рядом, убив одного из королевской свиты. Но кураж был потерян, и новых приступов осаждающие больше не предпринимали. Наконец окончательно измотанные стрельцы сами начали переговоры и сдали крепость, не дав архиепископу Киприану и воеводам взорвать пороховые погреба. Те заперлись в церкви Святой Софии, и полякам пришлось выводить их силой. Большинство сдавшихся предпочло уйти к своим, и Баторий выделил им охрану для защиты от мародёров. Впрочем, охранники-запорожцы сами присоединились к уголовному сброду, и защищали русских только литовские гусары. Добычу из города солдаты выносили несколько дней, и венгры едва не сцепились из-за неё с поляками - королю пришлось лично разнимать их и награждать из собственной казны. Падение Полоцка деморализовало гарнизоны окрестных крепостей. Из Туровля ратники разбежались, оставив одних воевод. Занявшие его поляки решили отпраздновать бескровное взятие крепости фейерверком и по неосторожности спалили крепость. В Соколе стоял сильный гарнизон, но осадивший его гетман Мезецкий поджёг стены калёными ядрами. Гарнизон хотел сдаться, но немецкие ландскнехты, мстя за повешенных в Полоцке, навязали им бой и вырезали всех поголовно - правда, и сами потеряли около 500 человек. Крепость Сушу Баторий просто блокировал, и позже её гарнизон сдался на почётных условиях. В то же время литовские гусары разорили предместья и окрестности Смоленска, а князь Константин Острожский - посад Чернигова и Северскую землю. Близившаяся осенняя распутица затрудняла дальнейшие военные действия. Армия Батория устала, в кавалерии пало множество лошадей, кончались деньги в войсковой казне. Объявив Полоцк литовским воеводством, король увёл армию на зимние квартиры. Снова русским город стал лишь при Екатерине II.

[nikao]

А цитатке то Вашей можно верить как истине в последней инстанции.

Если так цитировать, то можно будет на веру брать агитки немцев, которые расписывали воинов наступающей Красной Армии как азиатскую банду патологических насильников, грабителей и убийц.

О времена, о нравы - все течет, а ничего не меняется. Немцы в 1941, как и французы в 1812, тоже много чего писали. Мой дед с осени по весну 43-44 на передовой почти в тех местах повоевал, дык фрицы и к тому времени хер к зиме были готовы по части одёжи, помывки и "вошебоек", блохастые сцуко были.
Наши в Финскую намного оперативнее снабжение организовали.

[Безбашенный]

Всё время осады Баторием Полоцка Иван со своим основным войском стоял в Пскове. Но ставить ему это бездействие в вину было бы несправедливо. Согласно Разрядным книгам с ним было не более 24 000 русских и татар, а учитывая бедственное состояние поместной конницы (из-за разорения поместий многим дворянам было не на что снарядиться должным образом) налицо был и значительный качественный перевес противника. В таких условиях генеральное сражение в чистом поле было бы лучшим подарком Баторию. А имея королевскую армию на фланге, нечего было и думать брать Ригу или вторгаться в Курляндию. Впрочем, в Курляндию царь всё-же послал небольшое войско воеводы Хилкова, а на помощь Полоцку - воевод Шереметева, Лыкова и Шеина, которые и проиграли Баторию столкновения под окрестными крепостями возле Полоцка. Главной же причиной бездействия основных сил Ивана было вторжение в русскую часть Ливонии 10 000 шведов. Пришлось посылать воевод - князей Трубецкого и Хилкова на выручку Нарве. Разгромить шведского генерала Горна им не удалось, но взятие шведами Нарвы они сорвали, после чего Горн предпочёл отступить во избежание бессмысленных потерь. Тем не менее, после давнишнего поражения при Лоде царь не был склонен недооценивать шведов. С кем-то нужно было срочно мириться. Считая Ливонию более ценной, чем Полоцк, Иван решил начать переговоры с Баторием "о вечном мире, о родстве и дружбе искренней". Но ни о каком мире король теперь и слышать не хотел. Даже перемирия не принял. Впрочем, немедленно продолжить войну тоже не мог - в казне кончились деньги. Требовалось согласие сейма на сбор новых военных налогов. А учитывая права шляхты, решение должно было быть единогласным. Шляхетское право "либерум вето" означало, что абсолютно любой участник сейма мог блокировать принятие сеймом неугодного ему решения одним единственным собственным голосом. И естественно, находились такие, кто не хотел раскошеливаться. А с какой стати шляхтич должен платить налоги? Он же служит, воюет, жизнью рискует! Неужто мало этого? Раз скинулись, два скинулись, но пора ведь и честь знать, пся крёв! Да и к чему завоёвывать Московию? И нынешней-то Речью Посполитой управлять нелегко, куда уж дальше расширяться-то? Дело шло к тому, что покоритель Полоцка с треском проиграет словесные баталии на сейме, но положение спас Замойский, апеллировав к долгосрочным "шкурным" интересам:

Отчего в своих частных делах никто не рассуждает так, как по отношению к государству? Существует ли хоть один человек, который не предпочёл бы десяти имений одному?.. Положение нашего государства, мне кажется, таково, что если мы только хотим иметь пружину дел (т.е. деньги - комментарий Цветкова) и если желаем сохранить настоящее состояние республики, то совершенно необходимо присоединить к ней какое-нибудь новое владение: установив в нём подати и пошлины, мы могли бы освободить себя от значительной доли общих тягостей.

Финансовые трудности одолевали и Грозного. В январе 1580 г. он созвал церковный собор и продавил на нём решение о передаче в казну всех ранее пожертвованных или заложенных церкви имений.

[Безбашенный]

Новый сбор армии Баторий назначил в местечке Чашники, одинаково удобном для похода и на Смоленск, и на Великие Луки. На военном совете пленные московские воеводы (Шереметев, Лыков, Булгаков и др., отказавшиеся от возвращения к Ивану и присягнувшие королю) подсказали, что хотя Смоленск престижнее, Великие Луки более значимы в военном отношении как лучшая база для сохранения свободы манёвра. Во второй половине июля 1580 г. около 35 000 поляков, литовцев, немцев и венгров выступили в поход. Последним русским опорным пунктом на Двине была крепость Велиж. Снова пришлось прорубаться сквозь леса и искать тропы через болота, зато поход проходил скрытно. Замойский, возглавлявший 6-тысячный авангард, под страхом смерти запретил мародёрство и поджоги и под страхом шпицрутенов - лагерные костры. Этим обеспечил внезапный выход к Велижу. Захватить крепость нахрапом не удалось, не было принято и предложение о сдаче, но после трёхдневной бомбардировки воеводы передумали. Гарнизон - 400 стрельцов и 200 детей боярских - Замойский отпустил. Главной добычей стали крупные запасы провизии, которых хватило на всю королевскую армию. Ещё меньше продержался Усвят, которому хватило и одного дня бомбардировки - с аналогичными результатами. 25 августа королевская армия вышла к Великим Лукам. Деревянные стены были полностью обложены корзинами с землёй и дёрном для предотвращения поджогов, а гарнизон составлял около 6 000 человек. Три дня Баторий ничего не предпринимал, ожидая московских послов. 28 августа в лагерь прибыл князь Иван Сицкий, принятый королём на следующий день. Помимо традиционных уже пререканий об этикете и титуловании, Сицкий заявил, что переговоры царь приказал ему вести только в Вильне, куда королю и следует вернуться со своим войском. Тогда Баторий ответил, что обойдётся и без переговоров, но умышленно задержал отъезд посла, желая показать ему взятие Великих Лук. 30 августа начались осадные работы. Часть армии возглавил сам король, другую поручил Замойскому. Бомбардировка началась 1 сентября. Калёные ядра застревали в дёрне, не зажигая стен, и тогда Замойский, как и в предыдущей кампании, послал добровольцев. Около 200 человек безрезультатно легли под пулями и камнями. Тогда пушкари перенесли огонь на на верхушку стены и сумели наконец её поджечь. Это сделало Сицкого сговорчивее, и 2 сентября ему был дан новый приём. В этот раз после длинной речи, перечислявшей весь ход прежних переговоров, посол потребовал возврата Полоцка и отказа от Ливонии и Курляндии - за это царь обещал признать королевский титул Батория и именовать его в письмах братом. (Представляю хохот королевской свиты - комментарий мой.) Король ответил, что согласен на мир только при условии уступки ему Северской земли, Пскова, Новгорода, Смоленска, всей Ливонии и полного покрытия военных издержек. В ходе торга Сицкий признал царское согласие на уступку 24 городов в Ливонии и (в обмен на пленных) взятых Баторием русских крепостей. Естественно, уступка ему того, что и так уже в его руках, короля не устроила. Поскольку на дальнейшие уступки посол полномочий не имел, Баторий по его просьбе приказал пропустить посольского гонца к царю. Пожар тем временем, дойдя до дёрна, прекратился. Король приказал венгерским наёмникам рыть подкоп для подвода мины. Замойский же, решив, что в болотистой почве его участка осады минный подкоп невозможен, повёл траншею к выступающей угловой башне, где его поляки раскидали кирками дёрн и подрыли основание башни. К вечеру 4 сентября венгры Батория взорвали таки мину, но русским в конце концов удалось потушить пожар, чему помог и начавшийся дождь. Одновременно Замойский послал 40 добровольцев поджигать угловую башню, снабдив их серой и смолой. Подбрасываемые поляками в огонь, они раскочегарили его так, что пожар перекинулся на церковь Спасителя рядом с башней, а оттуда и на другие здания. За ночь гарнизон так и не справился с огнём, а на рассвете со стен стали кричать о согласии сдаться на милость победителя. Принимая капитуляцию, Баторий приказал части солдат помочь русским тушить пожар. Всё бы обошлось, если бы не обозные маркитанты и прислуга, которую король, не планируя использовать в боях, не удосужился вымуштровать как следует. Заметив входящий в город отряд польских гайдуков, тыловики решили, что начался грабёж. Ну как тут удержаться? Естественно, всей толпой ломанулись следом. За ними увлеклись и не задействованные в тушении (и не получившие никаких указаний) польские и венгерские пехотинцы. Войдя в раж, солдатня ворвалась в город и устроила повальный погром с резнёй. При этом увлекли и "пожарных". В результате огонь добрался до пороховых погребов, те рванули и уничтожили остатки крепости со всей добычей и двумя сотнями мародёров. В довершение солдаты, давно не получавшие жалованья, отказались хоронить трупы и восстанавливать крепость, и Баторий едва уломал их. Работы шли несколько недель. Одновременно король брал окрестные крепости. Невель защищался, пока не кончился порох, гарнизон Озерища оставил крепость без боя. Пыталось удержаться Заволочье, расположенное на острове посреди озера Подгош. Возглавлявший осаду Замойский приказал соорудить большой плот, ограждённый баррикадами из мешков с песком. Но атака с него захлебнулась - русские опрокинули шедших впереди венгров, те те смяли идущих следом поляков. Вдобавок, лопнули удерживающие плот канаты, и около 200 человек осаждающих утонуло. Но Замойский приказал отремонтировать плот, построить ещё один такой же и собрать все лодки с берегов. Грамоту с предложением сдаться воевода Сабуров сперва отклонил, но затем, увидев приготовления к грандиозному десанту, передумал и выговорил почётные условия сдачи. Таким образом, в ходе кампании 1580 г. Баторий закрепил за собой ещё один важный плацдарм для дальнейшей экспансии.

[Безбашенный]

Осенью 1580 г. шли переговоры. Князь Сицкий уведомлял Батория о всё новых и новых царских уступках. Грозный соглашался отдать всё больше ливонских городов в обмен на возвращение Полоцка и Великих Лук. Король отмалчивался, ожидая сейма, от которого зависели его дальнейшие планы, а заодно занимал деньги у немецких соседей. Сейм открылся 22 января 1581 г. И снова вопрос стоял о налогах. Но терпение ясновельможных панов уже истощалось, и максимум, чего добились Баторий и Замойский - это двойного налога в текущем году, но в последний раз. С аналогичными трудностями, как не странно, столкнулся и Иван. Ставить условия саможержцу подданные, конечно, не смели, но заявили, что воевать с врагом у государства нет ни сил, ни средств. Выжать из разорённой страны больше ничего не удавалось. Оставалась ещё надежда, что сейм откажет в налогах Баторию, и царь пытался через свою агентуру повлиять на магнатов - но агентов сдал королю очередной беглец - Давид Бельский. Приходилось идти на новые уступки. 24 мая 1581 г. московский посол Евстафий Пушкин сообщил королю о согласии Ивана отдать почти всю Ливонию (кроме Нейгаузена, Нейшлота, Неймюлена, Ругодева и Нарвы) в обмен на возвращение Великих Лук, Велижа и Заволочья. Баторий потребовал всю Ливонию и контрибуцию в 400 000 злотых. Но неожиданно Грозного поддержал папа Григорий XIII, носившийся с идеей создания мощной антитурецкой лиги, основой которой должны были стать Речь Посполитая и Московия. Осмелев, царь тут же двинул войско на Оршу. Взять её воеводы не смогли, но разорили литовские земли вплоть до Могилёва. Баторий смог выступить в поход только 20 июля - солдаты требовали выплаты жалованья, и королю пришлось изыскивать 300 000 злотых, которые он задолжал армии. В начале июля он прибыл в Полоцк, где и получил длинное письмо царя. Иван припоминал все события со времени вступления Батория на престол, попрекая его всем, чем только мог. Не забыл, конечно, и напомнить о том, что он - "наследственный государь милостью Божиею, а не многомятежной человеческою волею", а в ответ на сомнения короля в древности своей родословной (Грозный заявлял, что его предок Рюрик - потомок Пруса, якобы брата Октавиана Августа, о существовании которого Запад понятия не имел ) возмутился: "Как же не было Пруса? А Пруссия-то откуда же? По Прусу так прозвалась!" Хорошо известен отрывок из ответного письма Батория, написанного за него Замойским:

... Ты себя выводишь не только от Пруса, брата Цезаря Августа, но ещё производишь от племени греческого; если ты действительно из греков, то разве - от Тиэста, тирана, который кормил своего гостя телом его ребёнка! Ты не одно какое-нибудь дитя, а народ целого города, начиная от старших до наименьших, губил, разорял, уничтожал... Где брат твой Владимир? Где множество бояр и людей? Побил! Ты не государь своему народу, а палач; ты привык повелевать над подданными, как над скотами, а не так, как над людьми!.. Ты довольно почувствовал нашу силу; даст Бог, почувствуешь ещё! Ты думаешь, везде так управляют, как в Москве? Каждый король христианский при помазании на царство должен присягать в том, что будет управлять не без разума, как ты. Правосудные и богобоязненные государи привыкли сноситься во всём со своими подданными и с их согласия ведут войны, заключают договоры... но ты этого не понимаешь.

Устно же Баторий объявил послам, что отныне будет вести речь не о Ливонии, но о всех владениях московского государя. Королевская армия двинулась к Заволочью. На этот раз без прежних трудностей, поскольку Замойский заблаговременно позаботился о дорогах. В Заволочье состоялся военный совет, на котором решалось направление похода - Новгород или Псков? Выбрали Псков как расположенный ближе и более важный как царская база для походов в Литву и Ливонию. Король вёл около 47 000 отборных вояк почти из всех европейских стран. Правда, в артиллерии было всего 20 опытных пушкарей. В предыдущие кампании Баторий, хоть и с трудом, но приучил солдатню к жёсткой дисциплине. Запрещалось убивать мирное население, духовных лиц, насиловать женщин, уничтожать и портить посевы. И Баторию удалось свести неизбежные на войне эксцессы к минимуму - нередко его войска вели себя лучше завоёвываемых. Думаю, впоследствии - в Смуту - далеко не в последнюю очередь лёгкость продвижения по московским землям войск Лжедмитрия была обусловлена памятью о прежнем приличном поведении войск Батория...

[nikao]

Так давайте приплюсуем к родословной турецких султанов, письмо запоржских казаков, а что ржачно, один перл "пока ёжика голой ср.кой не убьеш" чего стоит.

Безбашенный - Вам не стыдно, то чем Вы занимаетесь в науке называется нерепрезентативной выборкой.

А по простому ... ну Вам уже говорили...

Сообщение отредактировал nikao - 14.2.2008, 23:57

[Безбашенный]

16 августа 1581 г. армия Батория перешла границу. На пути стояла крепость Остров, расположенная на острове в разветвлении реки Великой. Замок был каменный, и 17 августа гарнизон в ответ на предложение Замойского сдаться заявил: "... Но тут вам не Заволочье и не Невель", - намекая на негорючесть каменных стен. Осаждающие принялись устанавливать на позициях бомбарды и 19 августа начали обстрел. Ещё через день в стене появились проломы. Венгры хотели идти на приступ, но Замойский остановил их, расчитывая на скорую сдачу. Так и вышло. 21 августа крепость открыла ворота, а королевская армия двинулась к Пскову, у которого передовые отряды венгров уже вели небольшие бои. С 24 августа началось строительство осадного лагеря. В одной из вылазок псковичи едва не захватили в плен Замойского, и того спасла только храбрость - пока его солдаты пятились под натиском превосходящих сил, он спокойно руководил обороной, и псковичи решили, что их заманивают в засаду. Псков был мощнейшей по тем временам крепостью. Все стены были каменными, 4 - 5 метров в толщину и 6 - 6,5 в высоту. Припасов было в изобилии. Гарнизон составлял 2 500 дворян и детей боярских, 2 500 стрельцов и 500 казаков под командованием воеводы князя Ивана Шуйского. Пехота составляла меньше трети армии Батория, так что о штурме нечего было и думать, а сдаваться гарнизон, естественно, не собирался. Вдобавок, в городе имелись тяжёлые орудия, мечущие ядра более 50 фунтов весом, и было ясно, что обычным осадным прикрытиям такого обстрела не выдержать. В ночь с 1 на 2 сентября осаждающие начали подвод к стенам траншей. 5 и 6 сентября ставили орудия, а 7 сентября начали обстрел. К ночи появились проломы, а утром Замойский начал готовить штурмовые отряды. Венгры лихой атакой захватили Покровскую башню, а поляки - Свинузскую. Псковичи поначалу побежали, но под нажимом воеводы и духовенства снова ринулись в бой. Захваченные башни подвергли плотному обстрелу и начали закладывать под них порох. Правда, сведения псковской "Повести о прихождении литовского короля Стефана на великий и славный град Псков" малодостоверны, а участники со стороны противника молчат о взрывах, а потери за весь штурм оценивают в 500 человек. Но, так или иначе, захваченные башни осаждающим пришлось оставить, и это их основательно обескуражило. Из-за нехватки пороха пришлось прекратить обстрел, а пока подвезут порох из Риги и Курляндии - ограничиться блокадой. Псковичи издевательски кричали со стен:

Что это за король у вас? Не имеет ни зелья, ни денег. Приходите к нам, у нас и зелья, и денег, и всего много.

Не забывали и о возведении новых укреплений позади проломов. Но и блокада города была прочной. 15 сентября Замойскому доложили о проникновении в город двух судов с ратниками по реке Великой. После этого Замойский велел перегородить реку сваями и цепями и разместил охрану на двух барках. А в ночь с 16 на 17 сентября 17 русских судов застряли в сваях и все были захвачены немцами. В плен попали 150 детей боярских с воеводой. Одновременно в ожидании подвоза пороха рылись три минных подкопа. Два из них (показушные) были подорваны русскими контрминами, а третий (настоящий) наткнулся на сплошную скалу и был заброшен. Близились холода, а продовольствие и фураж приходилось добывать уже вёрст за 10 от лагеря, рискуя подвергнуться нападению русских отрядов. В город пытались проникнуть подкрепления. 2 октября новгородский отряд стрельцов (700 человек) воеводы Никиты Хвостова едва не попался литовским разъездам и укрылся в лесу, где пришлось рассредоточиться. Ночью около 100 стрельцов самостоятельно проникли в город, но на рассвете литовские дозорные обнаружили и пленили самого Хвостова, а почти весь оставшийся отряд разбежался. Успешнее действовал стрелецкий голова Фёдор Мясоедов, прорвавшийся в город с боем. А проблемы осаждающих всё нарастали - к трудностям снабжения добавились морозы. Правда, прибыл с подкреплениями виленский воевода Николай Радзивилл. По пути он совершил набег в сторону Старицы, где находился сам Грозный. У того было под рукой только 700 человек, и он уже собирался бежать, но Радзивилл не рискнул углубляться далеко и повернул к Пскову. Наконец прибыл и обоз с порохом из Риги. Баторий и Замойский, подбадривая армию, постоянно находились в траншеях и распустили слух о намеченном на 27 октября новом приступе. Две новых батареи проделали в стене брешь, но атака венгров захлебнулась. 2 ноября произошел новый штурм, но два залпа со стен заставили атакующих отойти. Стало ясно, что этому воинству Пскова уже не взять. Король приказал обустраивать зимний лагерь для продолжения осады, а сам собрался в Польшу за деньгами и подкреплениями. Перед отъездом решил захватить Печёрский монастырь, гарнизон которого - 200 стрельцов Юрия Нечаева - отравлял жизнь польским фуражирам. Монастырь был окружён каменной стеной с башнями. 28 октября к нему подступил авангард из польской конницы и немецких ландскнехтов. Его командиру Георгию Фаренсбаху удалось отразить вылазку, перебив около 80 стрельцов. Затем подошла ещё пехота с пушками. Через проломы в стенах пошли на штурм, но были отбиты стрельцами, крестьянами и монахами. Через пару дней последовал новый штурм - и снова неудачный. Так и не решив продовольственного вопроса, 1 декабря Баторий отбыл в Польшу. Дисциплина в оставшейся армии падала, и Замойский едва удерживал её в повиновении. Впрочем, дезертирства не мог остановить и он. 20 декабря морозы усилились, и уже почти треть армии страдала от простуды. Замойский развлекал солдат засадами и облавами на русские отряды, пытался и Печёрский монастырь склонить к сдаче, но безуспешно. Тем временем в Литву вторглось войско князей Михаила Катырева-Ростовского и Дмитрия Хворостинина. Оно погромило окрестности Орши, Могилёва и Шклова, а затем разгромило и вырубило в преследовании посланное против них войско литовского воеводы Филона Кмиты, сорвав тем самым отправку литовских подкреплений под Псков. Попытался снять осаду с города и Шуйский. Собрав всех лошадей в Пскове, сформировал конный отряд в несколько сотен сабель, приказал ему атаковать лагерь Замойского, чтобы идущая следом пехота могла его захватить. Но Замойский, давно уже обеспокоенный подозрительным затишьем, запретил солдатам покидать лагерные укрепления. Вылазка не застала осаждающую армию врасплох и провалилась, обойдясь Шуйскому в 300 человек. На следующий день псковичи попросили Замойского выслать парламентёров, но затем внезапно обстреляли их. Никого, правда, даже не задели, но паны рассердились и решили отплатить той же монетой. Изготовили бомбу, замаскировали её под шкатулку "с секретом", и артиллерийский офицер Иван Остромецкий (автор проекта) подсунул её псковскому пленнику под видом похищенных секретных документов и организовал ему побег. При взрыве посылки погибло несколько воевод, сам Шуйский уцелел чудом. В течение шести зимних недель обе стороны продемонстрировали стойкость, но не от них уже зависел исход войны...

[nikao]

В течение шести зимних недель обе стороны продемонстрировали стойкость, но не от них уже зависел исход войны...

особенную стойкость проявили польские военноначальники над собственным войском? Или ошибаюсь? Что-то я читал подобное о Пскове.

Сообщение отредактировал nikao - 16.2.2008, 0:43

[Безбашенный]

Сейм наотрез отказывался дать Баторию деньги на продолжение войны. Впрочем, не это было главным затруднением. Как-никак, за несколько лет успело постепенно реформироваться и "подтянуться" традиционное посполито рушение, за годы взаимодействия с ландскнехтами кое-чему научились у них панские гайдуки, а магнаты по королевскому примеру начали модернизацию собственных частных армий. Да и была ещё возможность подзанять денег на стороне или у тех же магнатов. Но все эти планы пришлось откладывать из-за папского легата иезуита Антонио Поссевино, настаивавшего на скорейшем заключении мира. Потерпев неудачу в попытке склонить Ивана к церковной унии, он решил хотя бы заложить основу для будущей антитурецкой лиги и в этих целях активизировал усилия по примирению Московии и Речи Посполитой. Трудно сказать, каковы были бы результаты этой миссии, если бы не изменилась внешнеполитическая обстановка. Удивила казалось бы слабая и сброшенная всеми со счетов Швеция. После неудачного нарвского похода Горна часть русских войск из ливонских крепостей была переброшена под Псков. Но в конце августа 1581 г. (т.е. одновременно с псковской операцией Батория) шведская армия генерала Понтуса Делагарди ( француз де Ла Гарди на шведской службе, на тот момент барон, отец участника Смуты Якоба Делагарди) вторглась в русскую часть Ливонии и в два месяца захватила её всю. В Нарве при этом шведы устроили резню русского гарнизона и населения, перебив около 7 000 человек. Затем Делагарди вторгся уже на русскую территорию и занял Ивангород, Ям и Копорье. Поход сопровождался насилиями над русским населением, перед которыми меркли все ужасы польско-литовской интервенции. Вдобавок, с захваченного плацдарма шведы могли держать под угрозой Новгород и Псков. Изменившаяся ситуация в значительной мере обессмыслила продолжение затянувшейся войны. Получалось, что ливонские земли Баторий должен теперь требовать и отвоёвывать у шведов. Да и для Ивана потеря нарвской навигации резко снизила ценность Ливонии. Новые переговоры с послами Речи Посполитой начались в середине декабря. На этот раз царь уполномочил своих послов уступить всю русскую Ливонию с условием возврата других королевских завоеваний и невключения в договор земель, занятых шведами. К 6 декабря наметилось соглашение по территориальным вопросам (Полоцк оставался за Речью Посполитой, но Великие Луки возвращались Московии), но ещё несколько дней продолжались пререкания о титулах. Обосновывая притязания Ивана на признание его царского титула (как равного императорскому), московские послы заявили, что ещё римские императоры Аркадий и Гонорий прислали императорскую корону князю Владимиру (Владимиру Святославичу - комментарий мой), а папа подтвердил коронацию через епископа Киприана. А на замечание Поссевино о том, что Аркадий и Гонорий умерли лет эдак на пятьсот раньше Владимира, царские послы ответили, что были другие Аркадий и Гонорий, жившие одновременно с Владимиром. (На самом деле корону и титул "кесаря и базилевса Руси" Владимиру дали византийские императоры-братья Константин и Василий, и никакого папского утверждения, само собой, не было и в помине - комментарий мой.) Впрочем, помня о царском наказе заключить мир во что бы то ни стало, послы не слишком настаивали на своей версии "исторической правды", сказав: Которого извечного государя, как его не напиши, а его государя во всех землях ведают, какой он государь". Что самое смешное, поупрямствуй московские послы ещё денёк-другой - могли бы и отстоять признание царского титула Ивана. Замойский считал спор о титулах пустой тщеславной блажью и дал санкцию на уступку в этом вопросе, но его гонец опоздал к моменту подписания договора. Так или иначе, известие о заключении мира вызвало восторг как в Пскове, так и в осаждавшей его армии. Недавние противники приветствовали друг друга, и дело едва не дошло до "фронтовых братаний". Заключив мир с Речью Посполитой, страна легко отразила шведское нашествие. Князь Дмитрий Хворостинин разбил при Лялицах Делагарди (Цветков добавляет "слывшего в Европе непобедимым", но мне кажется, тут он путает отца с сыном Якобом - комментарий мой), а осенью 1582 г. шведы, понеся большие потери, так и не смогли взять Орешек. Из-за крупного восстания в Поволжье войска пришлось перебрасывать туда, поэтому на переговорах летом 1583 г. Швеция удержала за собой Корелу, Ивангород, Ям и Копорье, оставив России только легко блокируемое устье Невы. На этом и окончилась 25-летняя Ливонская война.

[Безбашенный]

В ноябре 1581 г. Грозный лишился наследника - несостоявшегося Ивана V. Строго говоря, доказательств его убийства отцом нет, но напряжённость их отношений к тому времени была очевидной. Царевич был окружён родственниками матери - боярами Захарьиными, давно утратившими доверие царя. Иван подозревал, что в интриги будет втянут и его сын - и, как это нередко бывает, вольно или невольно сам усугублял ситуацию. Например, ещё в 1570 г., желая припугнуть скрытую оппозицию, он додумался заявить открыто о возможном лишении старшего сына прав наследования. По сообщению датского посла, Иван сказал тогда впервые прибывшему в Москву Магнусу следующее:

Любезный брат, ввиду доверия, питаемого ко мне вами и немецким народом, и преданности моей последнему (ибо я сам немецкого происхождения и саксонской крови), несмотря на то, что я имею двух сыновей - одного семнадцати, другого тринадцати лет, - ваша светлость, когда меня не станет, будет моим наследником и государем моей страны, и я так искореню и принижу моих неверных подданных, что попру их ногами.

Так было сказано на самом деле или не совсем - но причины для недовольства у Ивана-младшего имелись веские, и это не могло в свою очередь не усиливать царских подозрений. Тяжёлая болезнь Грозного в 1579 г. (от которой он полностью так и не оправился) вызвала у многих надежду на его скорую смерть, бояре возлагали надежды на наследника, и это было хорошо заметно царю. Современники отмечали значительную популярность Ивана-младшего в народе и земщине - но тут сказывались обычные для людей надежды на перемены к лучшему при смене власти. На деле царевич ничем не оправдывал таких надежд, будучи свирепым опричником, не имевшим даже слабых отцовских тормозов. То, что для отца было предметом последующих покаяний, для сына - обыденной данностью. По мелочным садистским наклонностям он далеко превзошёл отца, и по большому счёту стране ещё повезло уберечься от несостоявшегося Ивана V. Вступи он на престол - едва ли удалось бы избежать грандиозного восстания земщины, доведённой до отчаяния ещё Иваном-старшим - и вполне возможного краха государства. Поводом к подозрениям Ивана в убийстве сына послужило обострение конфликта между ними. Царь постоянно вмешивался в семейную жизнь наследника. С двумя первыми жёнами - Евдокией Сабуровой и Параскевой Соловой - он его развёл, спровадив их в монастырь. Третья - Елена Шереметева - оказалась в немилости после перехода на службу к Баторию её дяди - полоцкого воеводы Фёдора Шереметева. После этого царь и смотреть на невестку не мог, но из-за её беременности не мог и расторгнуть брак сына. Как раз в ноябре, рассердившись на неё за какую-то мелочь, Иван-старший не только надавал ей пощёчин, но и прибил посохом, что привело к выкидышу. Тут-то и состоялась крупная открытая ссора отца с сыном, окончившаяся отцовским рукоприкладством. Впрочем, даже Горсей, не упускавший случая повесить на Ивана всех мыслимых собак, признаёт смерть царевича лишь через несколько дней, и не факт ещё, что болезнь была следствием побоев. Скорее уж, правомерно было бы обвинять его в убийстве не родившегося внука, а не сына. Но так или иначе, Иван остался без наследника - того самого, ради прочной и неограниченной власти которого он и учинил львиную долю своих художеств. Слабоумного, болезненного и бездетного Фёдора он и сам подходящим наследником не считал. Кому оставлять власть? Рушилось дело всей его жизни. Будучи в депрессии, Иван даже хотел уйти в монастырь и всерьёз предложил боярам выбрать достойного правителя из своей среды. Поверили ли бояре в его искренность - трудно сказать. Слишком уж часто царь бросался подобными предложениями в провокационных целях, и у бояр были все основания опасаться провокации и на этот раз. Да и не следовало затевать смену власти в условиях продолжающейся войны. Тем не менее, последующие действия Ивана подтверждают его "перерождение". В марте 1582 г. Дума принимает закон, ограждающий знать от доносов:

Ябедников, крамольников и смутьянов по прежним Уложениям не щадити... а назовёт кого вором, а убивства, крамолы или рокоша на царя государя не доведёт (т.е. не докажет - комментарий Цветкова), и того самого казнити смертью.

Как раз на это время приходится составление царских синодиков, в которых он насчитал около 3800 человек. Это те, кого он упомнил и о ком ему доложили. Царский террор против страны прекратился, но силы самого царя были окончательно надломлены. Зимой 1582 г. состоялась его дискуссия с папским легатом Поссевино, после чего в марте по вопросу о церковной унии состоялся церковный собор. Всего двух сторонников нашёл на нём папский легат - и обоих собор сослал в монастыри - каяться в ереси.

[Безбашенный]

В 1580 г. Иван снова попытался упорядочить свою семейную жизнь, взяв в жёны Марию Нагую. Но никакого значения он этому браку не придавал, мечтая породниться с иностранными монархами. Через несколько месяцев после свадьбы, не смущаясь беременностью Марии, царь начал переговоры с Елизаветой о сватовстве к её племяннице - Мэри Гастингс. В инструкции его послу - дворянину Фёдору Писемскому - говорилось:

... А буде королева скажет, что у государя уже есть супруга, то надлежит ей отвечать, что Мария Нагая не царевна, не княжна и не угодна государю и что ради королевиной племянницы её можно и оставить.

В Англии Писемский высадился в середине сентября 1582 г. В Лондоне свирепствовала эпидемия, и посла семь недель "мариновали" карантином. Впрочем, скрасили его "экскурсиями". 4 ноября Писемский наконец получил аудиенцию. Елизавету, дочь другого многоженца (Генриха VIII), царское предложение не шокировало, но племянницу ей было жаль. Отправив её срочно "на больничный", королева стала на этом основании тянуть резину, решая другие вопросы - более насущные для Англии. Например, о торговле, а главное - о превилегиях английских купцов в Московии. Новых льгот англичане не добились, но подтверждение прежних (половинные пошлины) получили. В январе 1583 г. Елизавете пришлось наконец дать согласие на встречу посла с потенциальной царской невестой, но с задержкой на несколько месяцев. Поводом для новой волокиты стало то, что 19 октября Мария Нагая родила сына - того самого Дмитрия, именем которого будут пользоваться самозванцы в Смуту. Слухи достигли Англии, и это поставило под вопрос договорённость о наследовании престола детьми от англичанки. Писемский ушёл в глухую "несознанку", заявив Елизавете: "Королева должна верить единственно грамоте царя и мне, его послу". 18 мая послу наконец показали Мэри Гастингс, и тот остался доволен её внешностью, с чем и отбыл в Москву, считая дело решённым. Но в Англии так не считали. Внезапно взбунтовалась и "пошла в отказ" сама невеста, насмерть перепуганная таким замужеством. Венценосная тётка не стала принуждать её и отправила вслед Писемскому своего посла Джерома Боуса - "разруливать" наметившийся скандал. В декабре 1583 г. Боус был принят царём и был вынужден выдержать сцену царского недовольства отказом. Чуть было не был выслан, но после обещания посла немедленно вытребовать и предоставить московскому самодержцу портреты "ещё десяти девок, королевских племянниц" Иван передумал и позволил Боусу остаться в Москве. Кого Елизавета собиралась ради такого дела "срочно поверстать в племянницы", теперь уже не выяснишь. В конце зимы 1584 г. здоровье Ивана резко ухудшилось, и было ясно уже, что это конец. Готовясь к смерти, царь составил завещание, в котором передавал власть царевичу Фёдору, а в силу его слабоумия назначал опекунский совет из виднейших бояр - князя Ивана Мстиславского, князя Ивана Шуйского, боярина Никиты Захарьина и недавних фаворитов - родственников Малюты Богдана Бельского и Бориса Годунова. Смерть настигла Ивана 18 марта 1584 г. К сожалению, Цветков в своей книге не коснулся присоединения Западной Сибири. Несколько позже выложу инфу по книге Д. Верхотурова "Покорение Сибири. Мифы и реальность."